Здравствуйте, Лариса!
Ваше непонимание - оно может сопровождаться остатками чувства злости на отца за то, как он поступал.
Думаю, нам нужно будет еще поговорить о ваших родителях, о папе и маме. И о вашем чувстве вины.
Да, Лариса, у меня остались и боль, и злость-недоумение. И стыд, и вина. Как оказалось, любой разговор, в котором присутствует тема измен, особенно, если их оправдывают, тема разводов, меня угнетает. И мне, как обычно, хочется доказать свою правоту, справедливость мнения, что в проблемах семьи виноваты оба супруга, но за измену несет ответственность тот, кто ее совершил. Но пока не было возврата жгучей ненависти. Когда я думаю о папе, я оплакиваю образ благородного, сильного человека-правдолюбца, каким он был в моем сознании.
Отчего вы раздражались на маму, отчего вы ее стыдились - может, вам удастся вспомнить, понять? Мамины поступки, слова, еще какие-то ее проявления, ее послания - возможно, не высказанные ею, но воспринятые вами на уровне чувств...
Вот что получается у меня, когда я думаю и вспоминаю о маме, об ее словах, ее посланиях.
Мама – место, где можно спрятаться от страшного мира. Она придет в холодную, пустую квартиру, наполненную страхами, и станет тепло, на столе появится вкусная еда. Она выгонит неприятных дяденек, из-за которых нельзя выйти на кухню. И если мне что-то нужно, достаточно пустить слезу, поканючить, и мама уступит. Но при этом мама, всегда уставшая или занятая, у нее часто болит голова, и она часто задерживается на работе (бухгалтер), приходит совсем измученной, и тогда сильно ругается папа.
Мамины шляпки и сумочки 60-ых, глубоко спрятанные в шкафу, будили образ другой мамы, молодой и красивой, незнакомой мамы.
Я смотрю на фотографии мамы и папы, когда им было только 50 лет, и вижу очень измученных, измотанных жизнью людей. (Они работали детьми в колхозе в войну. У мамы отца арестовали до войны, он не вернулся, старший брат погиб на войне. У папы отец умер тоже ещё до войны.) Примерно с этого возраста я их помню. Мама скупилась на себя, парадные костюмы были не изношены до смерти. Я была поздним ребенком. У моих сверстников родители были моложе, образованнее, наряднее одеты. (А тогда так важна была мода.) К тому же примешивался комплекс провинциальных родственников, поскольку мамина старшая сестра (вдова) с детьми жила в Питере. Я помню, что лет в 13 плакала, когда вернулась из очередной поездки в Питер, где была моя двоюродная сестра, значительно старше меня, которая была очень ласкова и спокойна со мной и занималась моим культурным развитием: театры, музеи, кино. Тетушка и одевалась значительно лучше, и была более уверенной. Мама была значительно мягче. Но при этом очень закрытой, никогда ничего не рассказывала.
Мне иногда не хватало её защиты. Я помню ощущение слабости и какой-то униженности, например, на приемах у врачей. Мне хотелось более сильную, уверенную маму, способную дать отпор обидчикам, постоять за себя и свою дочь. Например, в ситуации моего романа с будущим мужем. Мне не хватало её внимания, мы делили её с папой, когда я болела.
Иногда мама вдруг проявляла характер, упорство, которое мне казалось упрямством. На самом деле часто у нее просто реально не было сил, например, дошить мое платье вовремя, что я пыталась добиться слезами. Или меня не отпускали в обещанный и долгожданный поход с подругами, но это уже под влиянием приехавшей и более строгой тетушки.
Мы обе с сестрой учились хорошо самостоятельно. Сестра была ещё спортсменкой, хорошо рисовала. Легко дружила. Она сразу поступила в вуз, потом вышла замуж, успешно работала. Но воцерковляться стала только после смерти мамы. Меня, когда сравнивали с сестрой, всегда в её пользу. И даже взрослую: « Посмотри у … чистые полы, наглажено бельё.» «Она спокойна и выдержанна, а ты …», «… готовит сложные, вкусные блюда». Посыл мамы очень ранний на мои истерики: «И кто с тобой сможет жить!» Или «Никто с тобой не сможет жить». ( И я действительно, так и считала, что у меня такой скверный характер, никто со мной не может ужиться.) Мама меня часто сравнивала со своей бабушкой – мамой ее отца, которая ею занималась, когда её мама должна была тяжело работать. «Ты ворчишь, как баба Маша, которая ...»
У меня рано, лет с 13-14, появились культурные интересы, помимо книг: классическая музыка, балет, опера. Никто в моей семье этого не понимал. Родители почти не читали.
Помню, я была довольно, что у меня появился законное оправдание много читать, когда я поступила на филфак. Я долго думала, что разрыв интересов – причина конфликтов, и очень удивлялась, когда видела, как мои знакомые девочки могли ругаться со своими, очень интеллигентными мамами. Но при этом родители стремились, чтобы у нас было высшее образование. Они гордились тем, что мы самостоятельно хорошо учимся. Я была все время дома, и вдруг роман с мальчиком в Питере, окончившийся беременностью и только потом - замужеством. Это было ударом для родителей. Тогда тоже было сказано много осуждающих слов. Меня эта ситуация до сих пор вызывает чувство стыда. Сейчас мне кажется, что я от чего - то бежала в поисках красивой, «интеллигентной» жизни. Свекровь меня сосватала. Она была подругой моей двоюродной сестры, моложе моих родителей, образованной, начитанной женщиной, поначалу очень легкой в общении. Я была влюблена в нее не меньше, чем в мужа, я была ею очарованна. Но, к сожалению, она была уже в разводе, у нее было много романов, в том числе, с нашим ровесником, с которым муж служил в одном оркестре в армии в Питере.
В старших классах школы я оказалась в изоляции из-за переформирования классов. И мои близкие подруги совсем ушли из нашей школы. Сейчас я думаю, что столкнулась с проявлением разделения детей по статусу, социальному положению. Я не смогла влиться не в одну группу, страдала и болела. Родители мне ничем не могли помочь. Тогда во мне появилось осознание низкого статуса моих родителей. Кроме моей личной несостоятельности.
Мне не нравилось приходить из школы в кавардак субботних стирок и уборок. Я знаю, что мама каждый день рано вставала, чтобы приготовить еду. Но всегда была проблема с посудой и уборкой. (Папа, кажется, помогал только с генеральной уборкой, например, выбивал ковры, но не мыл посуду и пол, не помогал в стирке, которая тогда была очень тяжелой.) Видимо, мама не обладала нужными навыками флайледи и не могла научить нас. Я очень рано помню появившуюся ответственность за уборку и постоянное поражение. Помню, как мама заставляла перестилать постель, а с другой стороны – я должна была убирать и складывать диван за родителей. Я очень тщательно убиралась (особенно в чужих квартирах), но не могу поддерживать чистоту постоянно. Мне не хватало уюта, красивых вещей в доме, красивой одежды. Это же было время дефицита. Я до сих пор безрезультатно пытаюсь научиться убираться ради себя, коплю грязную посуду, не замечаю своего беспорядка. Более того, мне кажется, наведенный порядок для себя начинает меня угнетать, и я его разрушаю.
Папины друзья – собутыльники (видимо, мама их так называла), у мамы нет подруг, которые бы приходили к нам в гости. Только родственники и соседи (дружили 3 супружеские пары на одной площадке). И красивые, нарядные неизвестные тетеньки на фото – мамины подруги в молодости.
«Нужно быть хорошей, скромной, послушной девочкой. Вести себя тихо. Не высовываться». Папа предлагает закаливаться, умываться холодной водой, мама ворчит на него, теплая вода из крана, теплые колготки с батареи. «Нельзя шалить». Эта незаметность, скромность, сдержанность, закрытость, затушеванность начинает вызывать недоумение, протест. Хочется, чтобы мама была красивой, модной, стильной, сильной, напористой. Но я сама до сих пор боюсь закрытых дверей, как будто за каждой – сердитый директор школы, которая отчитает меня – первоклашку. И преодоление этого страха делает меня иногда нетерпимой, требовательной, обидчивой.
Я расту в тени старшей сестры. Она всё делает лучше меня. Я должна брать с нее пример. Мама часто сетует на то, что неё не хватает сил быть со мной такой же требовательной и строгой, как к сестре.
В подростковом возрасте я начинаю читать разные статьи в журналах о воспитании, об отношениях в семье. Узнаю описание детской депрессии у себя в детстве. Я всё чаще раскачиваю лодку, выражаю недовольство, становлюсь «козлом отпущения», слышу упреки в неблагодарности.
Мама давала послание: отношения между мужчиной и женщиной всегда опасны. Мальчики – мужчины только и ждут, чтобы обмануть. Статьи, которые она приносит читать – это рассказы о предательстве и разочаровании. «Сладкую ягоду рвали вместе, горькую ягоду рву одна». А меня это отталкивает, вызывает омерзение, мне противно. Ведь там нет никакой красоты ожидаемой мною любви. Но у меня есть источник сведений – это сестра, которую я уже обожаю, тянусь к ней, но и её внимание часто нужно выплакать, выпросить.
«Чужая изба ума не даст» - о дружбе и общении. Ты, по большому счету, никому не нужен и не интересен. Но нам не запрещали ходить в гости, приводить к себе подружек. Помню, в 8 классе мама приняла большую компанию моих одноклассников, напоила нас чаем, мы устроили танцы. Но, к сожалению, часть этих ребят ушли, а часть оказалась в другом классе, а я (по алфавиту фамилий) с 2-мя девочками – в другом. Девочки нашли себе подруг, влились в компании. А я при всех усилиях – в изоляции. «Ты нас не достойна, ты недостаточно хороша для нас» - этот холодное послание я ощущала в своей жизни очень часто.
История младших классов, которую я помню по рассказам родителей. Я жалуюсь кому-то в школе, что мой папа пьёт. Родители меня стыдят. «Как тебе не стыдно. Вот папа М. – он действительно напивается и пр.» Папа напоминает мне эту историю часто, как пример моих несправедливых жалоб. «Тебе нельзя верить».
Мне туманно говорят о возможности работы в кордебалете балета на льду. Я с воодушевление рассказываю маме. Мамин посыл: «Мы на такое не способны. Нужно быть скромнее». Не думаю, что подобная профессия принесла бы мне счастье, но сама установка невозможности такой реализации, достаточно скромной (кордебалет) профессии, я думаю, мешает мне до конца доводить дела, даже там, где я успешна. Я боюсь достижений, готова сразу стушеваться.
Общее негативное послание, которое мне всегда транслировалось: «Ты избалованная, капризная, больная, неблагодарная. Скорее всего, это (какое-то выбранное мною дело) у тебя не получится, слишком высоко берёшь».