сказки для взрослых

Стихи, проза, притчи и др. на тему любви и расставания (желательно позитивные)
Крысёнок
Свой человек
Свой человек
Сообщения: 1122
Зарегистрирован: 30 апр 2010, 21:50
Откуда: Сибирь

Сообщение Крысёнок »

 
Ганс Христиан Андерсен
"Блуждающие огоньки в городе"
Жил-был человек; он когда-то знал много-много новых сказок, но теперь запас их - по словам его - истощился. Сказка, которая является сама собою, не приходила больше и не стучалась к нему в двери. Почему? По правде-то сказать, он сам несколько лет не вспоминал о ней и не поджидал ее к себе в гости. Да она, конечно, и не приходила: была война, и в стране несколько лет стояли плач и стон, как и всегда во время войны.
Аисты и ласточки вернулись из дальнего странствования - они не думали ни о какой опасности; но явиться-то они явились, а гнезд их не оказалось больше: они сгорели вместе с домами. Границы страны были почти стерты, неприятельские кони топтали древние могилы. Тяжелые, печальные то были времена! Но и им пришел конец.
Да, им пришел конец, а сказка и не думала стучаться в двери к сказочнику; и слуха о ней не было!
"Пожалуй, и сказкам пришел конец, как многому другому! - вздыхал сказочник. - Но нет, сказка ведь бессмертна!" Прошел год с чем-то, и он стал тосковать.
"Неужели же сказка так и не придет, никогда больше не постучится ко мне?" И она воскресла в его памяти как живая. В каких только образах она ему ни являлась! То в образе прелестной молодой девушки, олицетворенной весны, с сияющими, как глубокие лесные озера, очами, увенчанной диким ясминником, с буковой ветвью в руке. То в образе коробейника, который, открыв свой короб с товарами, развевал перед ним ленты, испещренные стихами и преданиями старины. Милее же всего было ему ее появление в образе старой, убеленной сединами бабушки, с большими умными светлыми глазами. Вот у нее так был запас рассказов о самых древнейших временах, куда древнее тех, когда принцессы еще пряли на золотых прялках, а их сторожили драконы и змеи! И она передавала их так живо, что у слушателя темнело в глазах, а на полу рисовались кровяные пятна. Жутко было слушать и все-таки куда как занятно! Все это было ведь так давно-давно!
"Неужели же она так-таки и не постучится больше?" - спрашивал себя сказочник, не сводя взгляда с двери; под конец у него потемнело в глазах, а на полу замелькали черные пятна; он и сам не знал, что это - кровь или траурный креп, в который облеклась страна после тяжелых, мрачных дней скорби.
Сидел он, сидел, и вдруг ему пришла мысль: а что, если сказка скрывается, как принцесса добрых старинных сказок, и ждет, чтобы ее разыскали? Найдут ее, и она засияет новой красой, лучше прежнего!
"Кто знает! Может быть, она скрывается в брошенной соломинке, колеблющейся вон там, на краю колодца? Тише! Тише! Может быть, она спряталась в высохший цветок, что лежит в одной из этих больших книг на полке?"
Сказочник подошел к полке и открыл одну из новейших просветительных книг. Не тут ли сказка? Но там не было даже ни единого цветка, а только исследование о Гольгере Данске. Сказочник стал читать и прочел, что история эта - плод фантазии одного французского монаха, роман, который потом взяли да перевели и "тиснули на датском языке", что Гольгера Данске вовсе и не существовало никогда, а следовательно, он никогда и не появится опять, о чем мы поем и чему так охотно верим. Итак, Гольгер Данске, как и Вильгельм Телль, оказывался одним вымыслом! Все это было изложено в книге с подобающей ученостью.
- Ну, а я во что верю, в то и верю! - сказал сказочник. - Без огня и дыма не бывает!
И он закрыл книгу, поставил ее на полку и подошел к живым цветам, стоявшим на подоконнике. Не тут ли спряталась сказка? Не в красном ли тюльпане с желтыми краешками, или, может быть, в свежей розе, или в яркой камелии? Но между цветами прятались только солнечные лучи, а не сказка.
"Цветы, росшие тут в тяжелое, скорбное время, были куда красивее, но их срезали все до единого, сплели из них венок и положили в гроб, который накрыли распущенным знаменем. Может быть, с теми цветами схоронили и сказку? Но цветы знали бы о том, самый гроб, самая земля почувствовали бы это! Об этом рассказала бы каждая пробившаяся из-под земли былинка! Нет, сказка умереть не может! Она бессмертна!.. А может быть, она и приходила сюда, стучалась в дверь, но кому было услыхать ее стук, кому было дело до нее? В то мрачное время и на весеннее солнышко-то смотрели чуть ли не с озлоблением, сердились, кажется, даже на щебетание пташек, на жизнерадостную зелень! Язык не поворачивался тогда пропеть хоть одну из старых, неувядающих народных песен; их схоронили вместе со многим, что было так дорого сердцу! Да, сказка отлично могла стучаться в двери, но никто не слыхал этого стука, никто не пригласил ее войти, она и ушла! Пойти поискать ее! За город! В лес, на берег моря!"
За городом стоит старый замок; стены сложены из красного кирпича, на башне развевается флаг. В тонковырезной листве буковых деревьев поет соловей, любуясь на цветы яблони и думая, что перед ним розы. Летом здесь суетятся пчелы, носясь гудящим роем вокруг своей царицы, а осенью бури рассказывают о дикой охоте, об увядающих и опадающих человеческих поколениях и листьях. На Рождество сюда доносится с моря пение диких лебедей, а в самом старом доме, у печки, в это время так уютно, так приятно сидеть и слушать сказки и предания!
В нижней, старой, части сада находилась каштановая аллея, так и манившая своим полумраком. Туда-то и направился сказочник. Здесь некогда прогудел ему ветер о Вольдемаре До и его дочерях, а Дриада, обитавшая в дереве, - это и была сама бабушка-сказка, - рассказала последний сон старого дуба. Во времена прабабушки здесь росли подстриженные кусты, теперь же - только папоротник да крапива. Они разрослись над валявшимися тут обломками старых каменных статуй. Глаза статуй заросли мхом, но видели они не хуже прежнего, а вот сказочник и здесь не увидел сказки.
Куда же, однако, она девалась?
Высоко над головой его и старыми деревьями носились стаи ворон и каркали: "Кра-кра! Прочь! Прочь!"
Он и ушел из сада на вал, окружавший дом, а оттуда - в ольховую рощу. Здесь стоял шестиугольный домик, при котором был птичий двор. В горнице сидела старуха, смотревшая за птицей; у нее было на счету каждое снесенное яйцо, каждый вылупившийся цыпленок, но все-таки она не была сказкой, которую разыскивал наш сказочник, - на это у нее имелись доказательства: метрическое свидетельство и свидетельство о привитии оспы; оба хранились в ее сундуке.
Неподалеку от домика возвышался холм, поросший терном и желтой акацией. Тут же лежал старый могильный памятник, привезенный сюда много лет тому назад со старого кладбища как память об одном из честных "отцов города". Памятник изображал его самого, а вокруг него были высечены из камня его супруга и пять дочерей, все со сложенными руками и в высоких стоячих воротничках. Долгое, пристальное созерцание памятника действовало на мысли, а мысли, в свою очередь, действовали на камень, и он начинал рассказывать о старине; так по крайней мере бывало с человеком, разыскивавшим сказку. Придя сюда, он увидел на лбу каменного "отца города" живую бабочку; вот она взмахнула крылышками, полетала-полетала и уселась на травку неподалеку от памятника, как бы желая обратить внимание сказочника на то, что там росло. А рос там четырехлистный клевер; да не одна такая былинка, а целых семь, одна подле другой. Да, счастье коли привалит, так уж привалит разом! Сказочник сорвал их все и сунул в карман. Счастье ведь не хуже чистых денег, но новая хорошая сказка была бы, однако, еще лучше, думалось сказочнику. Сказки-то он, однако, так и не нашел.
Солнце садилось, большое, красное; луга дымились, Болотница варила пиво.
Свечерело; сказочник стоял один в своей комнате и смотрел через сад и луг на болото и морской берег. Ярко светил месяц; над лугами стоял такой туман, что луг казался огромным озером. Он и был им когда-то, гласили предания; теперь же, благодаря лунному свету, предание превратилось в действительность. Сказочнику вспомнилось то, что он прочел сегодня в книге о Вильгельме Телле и Гольгере Данске, - будто они никогда не существовали; они, однако, жили в народном поверье, как вот и это озеро, вновь ставшее вдруг действительностью! Значит, и Гольгер Данске может воскреснуть!
В эту минуту что-то сильно стукнуло в окно. Что это? Птица, летучая мышь, сова? Ну, таким гостьям не отворяют! Но вот окно распахнулось само собою, и в него просунулась старушечья голова.
- Это еще что? - спросил сказочник. - Кто это? И как она может заглянуть в окно второго этажа? Что она, на лестнице стоит?
У вас в кармане четырехлистный клевер! - отозвалась старуха. - У вас даже целых семь таких былинок, и одна из них шестилистная!
то ты? - спросил ее сказочник.
- Болотница! - ответила она. - Болотница, что варит пиво. Я ж возилась с пивом, да один из болотных чертенят расшалился, выдернул из бочки втулку и бросил ее сюда, во двор, прямо в окно. Теперь пиво так и бежит из бочки, а это невыгодно.
скажите... - начал было сказочник.
- Постойте маленько! - прервала его Болотница. - Теперь у меня есть дело поважнее! - И она исчезла.
Сказочник только что собрался затворить окно, как старуха показалась опять.
- Ну вот, дело и сделано! - сказала она. - Остальную половину пива я доварю завтра, коли погода будет хороша. О чем же вы хотели спросить меня? Я вернулась потому, что всегда держу слово, да к тому же у вас в кармане семь былинок четырехлистного клевера, из которых одна даже шестилистная, - это внушает уважение! Такой четырехлистник - что твой орден; правда, он растет прямо у дороги, но находит-то его не всякий! Так что же вы хотели спросить? Ну, не мямлите же, я тороплюсь!
Сказочник и спросил о сказке, спросил, не встречала ли ее Болотница.
- Ох ты, пиво мое, пиво! - сказала старуха. - Вы все еще не сыты сказками? А я так думаю, что они всем уж набили оскомину. Теперь у людей есть чем заняться другим! Даже дети, и те переросли сказки. Теперь подавайте мальчикам сигары, а девочкам кринолины; вот что им по вкусу! А то сказки?! Нет, теперь есть чем заняться поважнее!
- Что вы хотите сказать? - спросил сказочник. - И что вы знаете о людях? Вы ведь имеете дело только с лягушками да блуждающими огоньками!
- Да, берегитесь-ка этих огоньков! - сказала старуха. - Они теперь на воле! Вырвались! Об них-то мы и поговорим с вами. Только приходите ко мне в болото, а то меня там дело ждет. Там я и расскажу вам обо всем. Но торопитесь, пока ваши четырехлистные да одна шестилистная былинки клевера не завяли и месяц не зашел.
И Болотница исчезла.
Башенные часы пробили двенадцать, и не успели еще они пробить четверть первого, как сказочник, выйдя из дома и миновав сад, стоял на лугу. Туман улегся; Болотница кончила варку пива.
- Долгонько же вы собирались! - сказала ему она. - Нечистая сила куда проворнее людей; я рада, что родилась Болотницею!
- Ну, что же вы мне скажете? - спросил сказочник. - Что-нибудь о сказке?
- Вы ни о чем другом и говорить не можете? - ответила старуха.
- Так речь пойдет о поэзии будущего?
- Только не залетайте слишком высоко! - сказала Болотница. - Тогда я и буду с вами разговаривать. Вы только и бредите поэзией, говорите только о сказке, точно она всему миру голова! А она хоть и постарше всех, да считается-то самою младшею, вечно юною! Я хорошо знаю ее! И я когда-то была молода, а молодость ведь не то, что детская болезнь. И я когда-то была хорошенькой лесной девой, плясала вместе с подругами при лунном свете, заслушивалась соловья, бродила по лесу и не раз встречала девицу-сказку - она вечно шатается по свету. То она ночует в полураспустившемся тюльпане, то в желуде, то шмыгнет в церковь и закутается там в креп, ниспадающий с подсвечников в алтаре!
- Да вы очень сведущи! - заметил сказочник.
- Должна же я знать по крайней мере с ваше! - отозвалась Болотница. - Поэзия и сказка - обе одного поля ягоды, и пора им обеим убираться подобру-поздорову! Их теперь можно отлично подделать; и дешево и сердито выходит! Хотите, я дам вам их сколько угодно задаром! У меня полный шкаф поэзии в бутылках. В них налита эссенция, самый экстракт поэзии, извлеченный из разных корней - и горьких, и сладких. У меня имеются все сорта поэзии, в которой нуждаются люди. По праздникам я употребляю эти эссенции вместо духов - лью несколько капель на носовой платок.
- Удивительные вещи вы рассказываете! - проговорил сказочник. - Так у вас поэзия разлита по бутылкам?
- И у меня ее столько, что вам и не переварить! - ответила старуха. - Вы ведь знаете историю о девочке, наступившей на хлеб, чтобы не запачкать новых башмаков? Она и написана и напечатана.
- Я сам рассказал ее! - сказал сказочник.
- Ну так вы знаете ее и знаете, что девочка провалилась сквозь землю, ко мне в пивоварню, как раз в то время, когда у меня была в гостях чертова прабабушка; она пришла посмотреть, как варят пиво, увидела девочку и выпросила ее себе в истуканы, на память о посещении пивоварни. Чертова прабабушка получила, что желала, меня же одарила такой вещью, которая мне совсем не ко двору! Она изволила подарить мне дорожную аптечку, шкаф, полнехонький бутылок с поэзией! Прабабушка сказала, где надо поставить шкаф, там он и стоит до сих пор. Взгляните! У вас в кармане семь четырехлистных былинок клевера, из которых одна даже шестилистная, так вам можно взглянуть!
И в самом деле, посреди болота лежало что-то вроде большого ольхового пня, но оказалось, что это-то и есть прабабушкин шкаф. Он был открыт для самой Болотницы и для всякого, кто только знал, где должен стоять шкаф ("Он знает, где должен стоять шкаф", - говорят у датчан о человеке, который твердо знает, чего он хочет. - Примеч. перев.), сказала Болотница.
Шкаф открывался и спереди, и сзади, со всех сторон и углов. Прехитрая штука! И все же на вид он был ни дать ни взять старый ольховый пень! Тут имелись в искусных подделках всевозможные поэты, но преобладали все-таки туземные. Из творений каждого был извлечен самый их дух, квинтэссенция их содержания; затем добытое было раскритиковано, обновлено, сконцентрировано и закупорено в бутылку. Руководимая высоким инстинктом, - как принято говорить в тех случаях, когда нежелательно назвать это гениальностью, - чертова прабабушка отыскивала в природе то, что отзывалось тем или другим поэтом, прибавляла к этому немножко чертовщины и таким образом запасалась поэзией данного рода.
- Ну покажите же мне эту поэзию! - попросил сказочник.
- Сперва вам надо послушать кое о чем поважнее! - возразила Болотница.
- Да ведь мы как раз у шкафа! - сказал сказочник и заглянул в шкаф. - Э, да тут бутылки всех величин! Что в этой? Или в этой?
- В этой так называемые майские духи. Я еще не нюхала их, но знаю, что стоит чуть плеснуть из этой бутылки на пол, и сейчас перед тобой будет чудное лесное озеро, поросшее кувшинками. Если же капнуть всего капельки две на тетрадку ученика, хотя бы из самого низшего класса, - в тетрадке окажется такая душистая комедия, что хоть сейчас ставь ее на сцену да засыпай под нее - так сильно от нее пахнет! На бутылке написано: "Варки Болотницы" - вероятно, из вежливости ко мне!
А вот бутылка со скандальной поэзией. С виду в ней налита одна грязная вода; так оно и есть, но к этой воде подмешан шипучий порошок из городских сплетен, три лота лжи и два грана истины; все это перемешано березовым прутом, не из розог, помоченных в рассоле и обрызганных кровью преступника, даже не из пучка школьных розог - нет, просто из метлы, которою прочищали уличную канаву.
Вот бутылка с минорно-набожной поэзией. Каждая капля издает визг, напоминающий скрипение ржавых петель в воротах ада; извлечена же эта эссенция из пота и крови самобичующихся. Поговаривают, правда, что это только голубиная желчь, но другие спорят, что голубь - птица благочестивая и в ней даже желчи нет; видно, что эти мудрецы не учились естественной истории!
Потом сказочник увидел еще бутылку. Вот так была бутылка! Из бутылок бутылка! Она занимала чуть не половину шкафа; это была бутылка с "обыкновенными историями". Горлышко ее было обвязано свиной кожей и обтянуто пузырем, чтобы эссенция не выдохлась. Каждый народ мог добыть из нее свой национальный суп - все зависело от того, как повернуть и тряхнуть бутылку. Тут был и старинный немецкий кровяной суп с разбойничьими клецками, и жиденький домашний супец, сваренный из настоящих надворных советников вместо кореньев; на поверхности его плавали философские жирные точки. Был тут также и английский гувернантский суп, и французский "potage a la Kock", сваренный из петушьей ноги и воробьиного яйца и на датском языке носящий название "канканного супа". Лучшим же из всех супов был копенгагенский. Так по крайней мере говорили свои люди.
В бутылке из-под шампанского содержалась трагедия; она могла и должна была вышибать пробку и хлопать; комедия же была похожа на мелкий-мелкий песок, пыль, которую можно было бы пустить людям в глаза; это была, конечно, высокая комедия. Низкая комедия, впрочем, тоже имелась в особой бутылке, но она состояла из одних афиш будущего, в которых название пьесы играло главную роль. И тут попадались замечательные названия, например: "А ну, плюнь-ка в нутро!", "В морду!", "Душка-скотина!", "Пьяна, как стелька!". (Все выражения взяты из уличного жаргона; первое нуждается в объяснении: когда мальчишка получает в подарок первые часы, он, конечно, сейчас бежит на улицу похвастаться ими перед товарищами, а те требуют от него доказательства, что часы действительно его: "А ну, плюнь-ка в нутро!" - Примеч. перев.)
Сказочник слушал, слушал и совсем задумался, но мысли Болотницы забегали вперед, и ей хотелось поскорее положить этому думанью конец.
- Ну, теперь насмотрелись на это сокровище? Знаете теперь, в чем тут дело? Но есть кое-что поважнее, чего вы еще не знаете: блуждающие огоньки в городе! Это поважнее всякой поэзии и сказки. Мне бы следовало, конечно, держать язык за зубами, но судьба сильнее меня, на меня точно нашло что-то, язык так вот и чешется! Блуждающие огоньки в городе! Вырвались на волю! Берегитесь их, люди!
- Ни слова не понимаю! - сказал сказочник.
- Присядьте, пожалуйста, на шкаф! - сказала старуха. - Только не провалитесь в него да не перебейте бутылок! Вы ведь знаете, что в них. Я расскажу вам сейчас о великом событии; случилось оно не далее как вчера, но случалось и прежде. Длиться же ему еще триста шестьдесят четыре дня. Вы ведь знаете, сколько дней в году?
И она повела рассказ.
- Вчера в болоте была такая суетня! Праздновали рождение малюток! Родилось двенадцать блуждающих огоньков из того сорта, что могут по желанию вселяться в людей и действовать между ними, как настоящие люди. Это великое событие в болоте, вот почему по болоту и лугу и началась пляска. Плясали все блуждающие огоньки - и мужского и женского пола. Среди них есть и женский пол, но о нем не принято упоминать. Я сидела на шкафу, держа на коленях двенадцать новорожденных огоньков. Они светились, как Ивановы червячки, начинали уже попрыгивать и с каждой минутой становились все больше и больше. Не прошло и четверти часа, как все они стали величиной со своих папаш или дядюшек. По древнему закону блуждающие огоньки, родившиеся в такой-то час и минуту, при таком именно положении месяца, какое было вчера, и при таком ветре, какой дул вчера, пользуются особым преимуществом: принимать человеческий образ и действовать как человек - но, конечно, сообразно со своей натурой - целый год. Такой блуждающий огонек может обежать всю страну, даже весь свет, если только не боится упасть в море или погаснуть от сильного ветра. Он может прямехонько вселиться в человека, говорить за него, двигаться и действовать по своему усмотрению. Он может избрать для себя любой образ, вселиться в мужчину или женщину, действовать в их духе, но сообразно своей натуре. Зато в продолжение года он должен совратить с прямого пути триста шестьдесят пять человек, да совратить основательно. Тогда блуждающий огонек удостаивается у нас высшей награды: его жалуют в скороходы, что бегут перед парадной колесницей черта, одевают в огненно-красную ливрею и даруют ему способность изрыгать пламя прямо изо рта! А простые-то блуждающие огоньки глядят на это великолепие да только облизываются! Но честолюбивому огоньку предстоит тоже немало хлопот и забот и даже опасностей. Если человек разгадает, с кем имеет дело, и сможет задуть огонек - тогда этот пропал: полезай назад в болото! Если же сам огонек не выдержит срока испытания, соскучится по семье, он тоже пропал: не может уже гореть так ярко, скоро потухает, и - навсегда. Если же год пройдет, а он не успеет за это время совратить с пути истины трехсот шестидесяти пяти человек, его наказывают заключением в гнилушку: лежи себе там да свети, не шевелясь! А это для шустрого блуждающего огонька хуже всякого наказания. Все это я знала и рассказала двенадцати молодым огонькам, которых держала на коленях, а они так и бесились от радости. Я сказала им, что вернее, удобнее всего отказаться от чести и ничего не делать. Но огоньки не захотели этого: все они уже видели себя в огненной ливрее и с пламенем изо рта! "Оставайтесь-ка дома!" - советовали им некоторые из старших. "Подурачьте людей! - говорили другие. - Люди осушают наши луга! Что будет с нашими потомками?" - "Мы хотим гореть, пламя нас возьми!" - сказали новорожденные огоньки, и слово их было твердо. Сейчас же устроился минутный бал - короче балы уж не бывают! Лесные девы сделали по три тура со всеми гостями, чтобы не показаться спесивыми; вообще же они охотнее танцуют одни. Потом начали дарить новорожденным "на зубок", как это называется. Подарки летели со всех сторон, словно в болото швыряли камушки. Каждая из лесных дев дала огонькам по клочку от своего воздушного шарфа. "Возьмите их, - сказали они, - и вы сейчас же выучитесь труднейшим танцам и изворотам, которые могут понадобиться в минуту трудную, а также приобретете надлежащую осанку, так что не ударите лицом в грязь в самом чопорном обществе!" Ночной ворон выучил всех новорожденных огоньков говорить: "Браво! Браво!" - и говорить всегда кстати, а это ведь такое искусство, которое никогда не остается без награды. Сова и аист тоже кое-что обронили в болото, но "о такой малости не стоит и говорить" - заявили они сами, мы и не будем говорить. В это же время мимо проносилась "дикая охота короля Вальдемара"; господа узнали, что за пир у нас идет, и прислали в подарок двух лучших собак; они носились с быстротою ветра и могли снести на спине хоть трех блуждающих огоньков. Две старые бабы-кошмарихи, которые промышляют ездой, тоже присутствовали на пиру и научили огоньков искусству пролезать в замочную скважину - таким образом, перед ними были открыты все двери. Они предложили также отвезти молоденьких огоньков в город, где знали все ходы и выходы. Обыкновенно кошмарихи ездят, сидя верхом на собственных косах, - они связывают их на кончике в узелок, чтобы сидеть тверже. Теперь же они уселись верхом на диких охотничьих собак, взяли на руки молоденьких огоньков, которые отправлялись в свет соблазнять людей, и - марш! Все это было вчера ночью. Теперь блуждающие огоньки в городе и взялись за дело, но как, где? Да, вот скажите-ка мне! Впрочем, у меня большой палец на ноге - что твой барометр, и кое о чем да дает мне знать.
- Да это целая сказка! - воскликнул сказочник.
- Нет, только присказка, а сказка-то еще впереди! - ответила Болотница. - Вот вы и расскажите мне, как ведут себя огоньки, какие личины на себя надевают, чтобы совращать людей?
- Я думаю, что об огоньках можно написать целый роман в двенадцати частях, по одной о каждом, или еще лучше - народную комедию! - сказал сказочник.
- Ну и напишите! - сказала старуха. - Или лучше отложите попечение!
- Да, оно, пожалуй, и удобнее и приятнее! - отозвался сказочник. - По крайней мере, тебя не будут трепать в газетах, а от этого ведь приходится иной раз так же тяжко, как блуждающему огоньку от сидения в гнилушке!
- Мне-то это все едино! - сказала старуха. - А лучше все-таки предоставьте писать об этом другим - и тем, кто может, и тем, кто не может! Я же дам им старую втулку от моей бочки; ею они могут открыть себе шкаф с поэзией, разлитой по бутылкам, и почерпнуть оттуда все, чего у них самих не хватает. Ну, а вы, милый человек, по-моему, довольно попачкали себе пальцы чернилами, да и в таких уже годах, что пора вам перестать круглый год гоняться за сказкой! Теперь есть чем заняться поважнее. Вы ведь слышали, что случилось?
- Блуждающие огоньки в городе! - ответил сказочник. - Слышать-то я слышал и понял! Но что же мне, по-вашему, делать? Меня забросают грязью, если я скажу людям: "Берегитесь, вон идет блуждающий огонек в почетном мундире!"
- Они ходят и в юбках! - сказала Болотница. - Блуждающие огоньки могут принимать на себя всякие личины и являться во всех местах. Они ходят и в церковь - не ради молитвы, конечно! Пожалуй, кто-нибудь из них вселится в самого пастора! Они произносят речи и на выборах, но не на пользу страны и государства, а на свою собственную. Они вмешиваются и в области искусства, но удастся им утвердить там свою власть - прощай искусство! Однако я все болтаю да болтаю, язык у меня так и чешется, и я говорю во вред своей же семье! Но мне, видно, на роду написано быть спасительницей рода человеческого! Конечно, я действую не по доброй воле и не ради медали! Что ни говори, однако, я творю глупости: рассказываю все поэту - скоро об этом узнает и весь город!
- Очень ему нужно знать это! - сказал сказочник. - Да ни один человек и не поверит этому! Скажи я людям: "Берегитесь! Блуждающие огоньки в городе!" - они подумают, что я опять сказки рассказывать принялся!

"Птица Феникс"
В райском саду под деревом познания цвел розовый куст; в первой же распустившейся на нем розе родилась птица; перья ее отливали чудными красками, полет ее был - сиянием, пение - дивной гармонией.
Но вот Ева вкусила от дерева познания, и ее вместе с Адамом изгнали из рая, а от пламенного меча ангела возмездия упала в гнездо одна искра. Гнездо вспыхнуло, и птица сгорела, но из раскаленного яйца вылетела новая, единственная, всегда единственная в мире птица феникс. Мифы говорят, что она вьет себе гнездо в Аравии и каждые сто лет сама сжигает себя в гнезде, но из раскаленного яйца вылетает новый феникс, опять единственный в мире.
Быстрая, как луч света, блистая чудною окраской перьев, чаруя своим дивным пением, летает вокруг нас дивная птица.
Мать сидит у колыбели ребенка, а птица витает над его изголовьем, и от веяния ее крыл вокруг головки ребенка образуется сияние. Залетает птица и в скромную хижину труженика, и тогда луч солнца озаряет хижину, а жалкий деревянный сундук начинает благоухать фиалками.
Птица феникс не вечно остается в Аравии. Она парит вместе с северным сиянием и над ледяными равнинами Лапландии, порхает между желтыми цветами, питомцами короткого лета, и в Гренландии. В глубине Фалунских рудников и в угольных шахтах Англии вьется она напудренною молью над молитвенником в руках благочестивого рабочего; в цветке лотоса плавает по священным водам Ганга, и глаза молодой индийской девушки загораются при виде ее огнем восторга!
Птица феникс! Разве ты не знаешь ее, этой райской птицы, священного лебедя песнопений? На колеснице Фесписа (Феспис (жил в Аттике около 550 г. до н.э.), согласно преданиям, был отцом трагедии и разъезжал по стране во главе странствующей труппы актеров; сценой им служила их же повозка) сидела она болтливым вороном, хлопая черными крыльями; по струнам арфы исландского скальда звонко ударяла красным клювом лебедя; на плечо Шекспира опускалась вороном Одина и шептала ему на ухо: "Тебя ждет бессмертие"; в праздник певцов порхала в рыцарской зале Вартбурга.
Птица феникс! Разве ты не знаешь ее? Это она ведь пропела тебе марсельезу, и ты целовал перо, выпавшее из ее крыла; она являлась тебе в небесном сиянии, а ты, может быть, отворачивался от нее к воробьям с крыльями, раззолоченными сусальным золотом!..
Райская птица, каждое столетие погибающая в пламени и вновь возрождающаяся из пепла, твои золотые изображения висят в роскошных чертогах богачей, сама же ты часто блуждаешь бесприютная, одинокая!.. Птица феникс, обитающая в Аравии, - только миф!
В райском саду родилась ты под деревом познания, в первой распустившейся розе, и творец отметил тебя своим поцелуем и дал тебе настоящее имя - Поэзия!
Диагностика отношений в сожительстве
Другиня
Старая гвардия
Старая гвардия
Сообщения: 6683
Зарегистрирован: 19 янв 2009, 20:01
Откуда: Москва

Re: сказки для взрослых

Сообщение Другиня »

 
Н.С.Лесков

Отчего на белом свете доброе не ладится

Жил был в некотором царстве премудрый король Доброхот. Звали его так за то, что он всем людям добра хотел. Жить он любил по-старинному, заботился о том, чтобы всем людям в его королевстве было хорошо, но только ничего у него не выходило. Только начнет Доброхот с одного конца дело налаживать, как оно у него с другого конца расстраивается. Старался он и так и сяк, и все-таки ничего не выходило. И потерял, наконец, Доброхот всякую надежду, и стало ему грустно и невесело на свете жить.

Заметила это жена короля, королева прекрасная Милолика, посоветовала она мужу созвать всех бояр и с ними посоветоваться. Послушал Доброхот своей жены, созвал всех знатных бояр и спрашивает:

- Все ли у нас в королевстве идет как следует, всем ли людям хорошо живется?

А бояре ему в ответ:

- Не тревожь себя пустым делом. Посмотри вокруг – ведь повсюду так, не у нас одних все хорошее не ладится, не выходит.

Но королю их ответ не понравился, и велел он боярам подумать покрепче.

Думали, думали бояре, а все согласится не могут. Одни говорят, что надо на свет старину поднять и начать жить по-старинному. Другие, что станет лучше жить только в будущем, что народ потерпеть может, а надо так устроить, чтобы наше имя на веки веков было прославлено. А король говорит:

- Я Богу ответ давать буду не за то время, когда меня не было, и не за то, что после меня будет. А я хочу знать, как я сам теперь должен землей своей править, чтобы людям хорошо жилось, и почему это у меня не ладится.

Тогда пришла к королю его старая нянюшка и говорит ему:

- Что ты, мое дитятко, все вздыхаешь и охаешь? Ты вели привести к себе старцев Божьих, пустынников. Вот ты их спроси – им уже на этом свете ничего не нужно, они тебе правду скажут.

Королю это слово понравилось, и послал он пятьдесят послов во все стороны и велел, чтобы нашли они старцев, самых праведных, самых мудрых, которые в пустыне спасаются. Узнали королевские послы, что живут в их стране трое святых старцев. Один, тот, что постарше всех, на дубу живет, и дуб уже высоко в поднебесье вырос, и старца и солнцем жжет, и ветры бьют, и зовут его Дубовик. Другой старичок живет в открытой степи, закопал себя там по пояс в землю, и зовет его Полевик. А третий, самый младший, живет в невылазном болоте и терпит там, как его мухи и комары жалят, и зовут его Водовик. Приказал король, чтобы привели к нему трех старцев, чтобы просили их вежливо, чтобы несли их в плетушках-корзинах осторожненько, чтобы они от старости не рассыпались, чтобы в корзины и сена, и пуха подложили.

Принесли посланцы плетушки со старцами и поставили их перед королем Доброхотом. Спрашивает их король:

- Скажите мне, старцы святые, что мне делать, чтобы у меня дело ладилось? Спрашивал я своих бояр, да они мне ничего толкового сказать не могут.

А старцы молчат, и ничего не говорят.

Рассердился король, и хочет им казнью пригрозить.

Подошла к нему его старая нянюшка и говорит:
-
Чего ты сердишься? Ведь старцы столько лет молчали! Видишь сам, какие они старики слабые. Ты их не пугай, дай им обойтись и пошли к ним твоего шута горохового, плясуна Разлюляя. Он их и разговорит. Может, они ему и скажут, что нужно.

И послал король к старцам шута своего, плясуна Разлюляя, и разговорил шут старцев и упросил их ради жалости ответить на вопросы, что король их спрашивал.

Согласились старички. Подошел король к первой плетушке и спросил:

- Отчего на свете доброе не ладится?

- Оттого, что люди не знают, какой час важнее всех.

Наклонился король к Полевику, а тот шепчет:

- Оттого, что не знают, какой человек нужнее всех.

Наклонился король к Водовику, а тот сказал:

- Оттого, что не знают, какое дело дороже всех.

Приказал король старцев спать уложить и решил, что утром их подробнее расспросит. Да только как пришли утром в избу – плетушки пустые стоят. Ушли старцы ночью, и никто не знает, куда.

Рассердился король, хотел своих бояр во все концы королевства послать, найти старичков и привести их к себе. Тут пришла к нему опять нянюшка его старая и говорит:

-Приснился мне сегодня вещий сон. И было мне слышно такое слово: «Отгадать ответы может девица чистая, которая всех равно жалеет, а сама о себе не думает». Ты, дитятко мое, старичков оставь, и посылай искать эту девицу.

Опять послушался свою нянюшку король, и решил он послать Разлюляя искать девицу жалостливую. Обещал он Разюляю сто рублей, если он приведет, а не найдет – так будет ему сто плетей.

Нечего делать, пришлось Разлюляю идти искать девицу-разгадчицу. Шел он все дальше и дальше и зашел в самый темный лес, да и заснул там на поляночке. Проснулся, видит – луна светит, а рядом с ним стоит старичок и стих поет Спасов.

Увидел старичок, что Разлюляй проснулся, и говорит:

- Здравствуй, Какой-то Какойтович. Как тебя завут?

Назвался Разлюляй.

- Хорошо,- говорит старичок. – Разлюляй имя веселое. Что же ты здесь ищешь?

Рассказал ему Разлюляй, что послал его король искать девицу, которая всех жалеет и о себе не думает, а старичок ответил:

- Кажется мне, что я тебе в этом деле могу помочь. Есть у меня дома внучка, девочка, тут со мной в лесу выросла, да такая сердобольная, что не обидит и букашку. Вот она сейчас журавля нашла больного, с ногой сломанной, так она с ним и возится.

Разлюляй стал деда расспрашивать, не боится ли внучка его одна в лесу жить. А дед говорит:

- Один Господь Батюшка ее бережет. А ей что за страх, когда она про себя совсем не думает.

Обрадовался Разлюляй и побежал, куда ему дед указывал. Видит – лужайка, на лужайке стоит хромой журавель, одна нога в лубке увязана. У дерева шалаш из веток, а у шалаша на пенечке сидит молодая девушка, шерсть прядет, лицо ее добротой светится, а у ног заяц лежит и лапками, как кот, умывается.

Понял Разлюляй, что это та самая девица, которую он искал, и говорит ей прямо, без всяких лишних слов:

- Захотел наш король сделать, чтобы всем хорошо было жить, да не выходит у него, и сказали ему мудрые старцы, что ничего не выйдет, пока он не найдет ответ на три вопроса.

- Что ж, это дело Божье! – говорит девица. – Спрашивай меня про эту премудрость по порядку, а я тебе и ответ дам, который у меня в душе ясен будет.

Разлюляй говорит:

- Скажи девица, какой час важнее всех?

- Теперешний, - говорит девица, - потому что всякий человек только одним теперешним часом может распорядиться.

- А какой человек дороже всех?

- Тот, с которым сейчас дело имеешь, потому что от того, как ты ответишь, он или рад, или печален будет.

- А какое дело дороже всех?

- То добро, которое ты в сей час этому человеку сделать можешь.

И побежал Разлюляй с этими тремя ответами обратно к королю. Как услышали его ответы бояре да воеводы, стали они над ним смеяться, но король Доброхот за него заступился и сто рублей награды ему выдал.

И захотел король Доброхот по этим советам царствовать, да потом подумал: как же это будет, если я буду по этим советам царствовать, а соседи мои так не сделают? И велел он эти советы переписать золотыми буквами, завернуть рукопись в бархатный платок, положить в золотой сундучок и спрятать сундучок за семью замками. Так там до сих пор сундучок и лежит, а дела в королевстве идут по-старому.
Владимир2012
Свой человек
Свой человек
Сообщения: 243
Зарегистрирован: 02 авг 2012, 22:19
Пол: мужской
Откуда: СПб

Re: сказки для взрослых

Сообщение Владимир2012 »

 
Сказка о двух братьях и сильной воле.
Давным-давно в одной далекой стране жили-были два брата. Они жили очень дружно и все делали вместе. Оба брата хотели стать героями.
Один брат сказал: "Герой должен быть сильным и смелым" и стал тренировать силу и ловкость. Он поднимал тяжелые камни, лазал по горам, плавал по бурной реке.
А другой брат сказал, что герой должен быть упорным и настойчивым, и стал тренировать силу воли: ему хотелось бросить работу, но он доводил ее до конца, ему хотелось съесть на завтрак пирог, но он оставлял его на ужин; он научился говорить "нет" своим желаниям.

Шло время, братья выросли. Один из них стал самым сильным человеком в стране, а другой - самым настойчивым и упорным, он стал человеком с сильной волей. Но однажды случилась беда: на страну напал страшный Черный Дракон. Он уносил скот, жег дома, похищал людей.
Братья решили спасти свой народ. "Я пойду и убью Дракона",- сказал первый брат.
"Сначала надо узнать, в чем его слабость",- ответил другой брат. "Мне не нужно знать, в чем его слабость,- сказал силач,- Главное, что я сильный". И он отправился к высокой горе, на которой стоял замок Черного Дракона.
"Эй, Дракон! Я пришел победить тебя! Выходи на бой!- закричал силач. Ворота замка распахнулись и навстречу ему вышел страшный Черный Дракон. Его черные крылья заслоняли небо, его глаза горели, как факелы, а из пасти вырывался огонь.
Увидев это чудовище, силач почувствовал, как страх входит в его сердце, он начал медленно отступать от Дракона, а Дракон стал расти, расти и вдруг он щелкнул хвостом, и сильный брат превратился в камень.
Узнав о том, что случилось с силачом, его брат решил, что пришел и его черед сразиться с Драконом. Но как его победить? И он решил спросить совета у Мудрой Черепахи, которая жила на другом конце земли.
Путь к этой черепахе лежал через три очень опасных королевства.
Первым было королевство хочукалок. У человека, который попадал в это королевство, сразу появлялось множество желаний: ему хотелось получить красивую одежду, дорогие украшения, игрушки и лакомства, но стоило ему сказать "хочу", как он тут же превращался в хочукалку и навсегда оставался в этом королевстве. У нашего героя тоже появилось множество желаний, но он собрал всю свою волю, и сказал им "нет". Поэтому ему удалось уйти из этой страны.
Вторым было на его пути королевство тыкалок, жители которого все время друг друга дергали и отвлекали от дел, поэтому в этом королевстве никто ничего не мог делать: ни работать, ни отдыхать, ни играть. Нашему герою тоже захотелось начать дергать других за руки и приставать к прохожим, но он снова вспомнил о своей воле и не стал этого делать. И хорошо поступил, потому что иначе он бы тоже стал тыкалкой и остался бы в этом королевстве.
И наконец, третьим на его пути было самое страшное королевство - королевство якалок. Как только он вошел в это королевство, ему сразу захотелось закричать: "Я самый умный", "Я самый смелый", "Я самый красивый", "Я самый-самый...". И здесь ему понадобилась вся сила воли, которую он тренировал много лет. Он молча миновал и это королевство и оказался у дома Мудрой Черепахи.
- Здравствуй, Мудрая Черепаха,- сказал он.- Я пришел к тебе за советом. Пожалуйста, научи меня, как победить Черного Дракона.
- Победить Дракона может только человек с сильной волей,- ответила Черепаха.- Ты прошел три страшных королевства, значит, ты можешь сделать это. Чем сильнее воля человека, тем слабее страшный Дракон. Иди, ты победишь.
И Черепаха закрыла глаза, а наш герой поклонился ей и отправился обратно в свою страну.
Он подошел к воротам замка, в котором жил Черный Дракон, и вызвал его на бой. Дракон вышел из замка, расправил свои черные крылья и пошел навстречу смельчаку.

Герою стало страшно при виде чудовища, но он собрал свою волю и поборол страх, он стоял на месте и не отступал ни на шаг.
И вдруг... страшный Дракон начал уменьшаться, он становился все меньше и меньше, пока совсем не исчез! Черепаха сказала правду: чем сильнее воля человека, тем слабее злой Дракон.
Как только Дракон исчез, рассыпался и его черный замок, а навстречу герою выбежали живые и невредимые жители страны, среди которых был и его брат. С тех пор они жили счастливо. Так сильная воля помогла герою победить зло.
Другиня
Старая гвардия
Старая гвардия
Сообщения: 6683
Зарегистрирован: 19 янв 2009, 20:01
Откуда: Москва

Re: сказки для взрослых

Сообщение Другиня »

 
М.Е. Салтыков-Щедрин


Чижиково горе


Канарейку за чижика замуж выдали и свадьбу на славу справили. В
магазине "Забава и дело" купили новенькую кирку; за пастора ученый снегирь
был; скворцы величальные песни пели, а для наблюдения за порядком
полициймейстер отряд копчиков прислал. Чуть не со всего леса птицы
слетелись на молодых поглазеть, да и почтенных гостей нашлось довольно. У
чижа был шафером зяблик, у канарейки - соловей. Сам ястреб к невесте в
посаженые отцы набивался, но родители, под благовидным предлогом, от этой
чести уклонились и пригласили глухого тетерева, того самого, который еще
при царе Горохе, во внимание к дряхлости и потере памяти, в сенат посажен
был.

И молодые, и родители, и поезжане - все были веселы. Чижик выступал
гордо и предвкушал; канарейка перебирала носиком перышки; родители думали:
"Ну, слава богу, одну дочку сбыли!" А поезжане мечтали о той горе
конопляного семени, маринованных комаров, варенных в сахаре мух и проч.,
которую им предстояло уничтожить на новоселье у чижика. Только
ворона-вещунья без пути каркала: "Не будет проку от этого брака! не будет!
не будет! не будет!"

Хотя между людьми ворона и слывет глупою, однако птицы отлично знают,
что ежели она каркает, то, значит, есть у нее на то основание. И точно:
едва раздалось воронье карканье, как кукушка первая прокуковала: "Ку-ку!
как бы и в самом деле по-вещуньиному не сбылось!" А за нею следом в том же
смысле свистнули: синичка, горихвостка, пеночка...

И все начали всматриваться в молодых, начали припоминать. Обратились к
интимной истории этих двух существ, за минуту перед тем связавших друг
друга неразрывными узами; вспомнили их наклонности, вкусы, привычки. И,
как и водится, в результате вышла картина.

Чижик был малый простодушный и добрый, имел три характеристические
особенности: неприхотливость, аккуратность и домовитость. Сверх того, он
был и немолод, хотя надежда, что, в случае чего, он еще может за себя
постоять, не покидала его. Всю жизнь он служил в интендантском ведомстве,
дослужился там до майорского чина и там же образовал свой ум и сердце.
Взяток он не брал (царство хищения кончилось), однако нелицеприятными
действиями успел-таки скопить капиталец. Однажды ему удалось приобрести,
по случаю, хорошую партию канареечного семени, и вот тогда-то в голове у
него блеснула мысль: "Женюсь на канарейке и буду жену и детей канареечным
семенем кормить!" Отца и матери он, еще слетком будучи, лишился,
наследства никакого не получил, а потому охотно выставлял на вид, что
солидным своим положением в обществе обязан единственно самому себе. Даже
ведерко с водой он выучился таскать самоучкою.

Таков был умственный и нравственный облик новобрачного. Особенных
поводов для симпатий он, конечно, не представлял, но с легальной точки
зрения - это был обыватель, какого лучше не надо.

В наружности его тоже не замечалось ничего обольстительного или
блестящего; напротив, вся его фигура поражала несомненною будничностью и
заурядностью. Даже воробьи смеялись, как он, желая сказать девице
комплимент, потряхивал фалдочками и пущал глаза враскос. Да и комплименты
выходили у него неинтересные: либо интендантский анекдот расскажет, либо
похвастается, что, как бы дешево ни просил с него извозчик, он ему всегда
пятачком меньше дает, а ежели время терпит, то и пешком дойдет.

- И вот, благодарение богу, - обыкновенно заканчивал он, - не только
себя могу прокормить, но и семью-с.

Родителям такие речи очень нравились, и они так усердно ловили его в
свои силки, что однажды чуть было совсем не удавили. Но дочки-девицы
называли его "интендантскою холерою" и при появлении его мгновенно
разлетались, хотя маменьки и приказывали им: "Ресте!" [останьтесь! (от фр.
restez)] И он не только не оскорблялся этими девичьими поступками, но даже
успокоивал родителей, говоря:

- Ничего-с, я привык-с. Это в них девичье-с. Когда я в интендантском
ведомстве служил, так одна трясогузочка была-с. Ну, такая, доложу вам, -
отдай все, да и мало! И тоже на первых порах: "Хи-хи" да "ха-ха!" Я ей
говорю: "Познакомимтесь, мамзель!", а она: "Ах, нет, вы противный!" Словом
сказать, я за ней, она - от меня! Туда-сюда... настиг-с! И что же-с:
впоследствии даже хвалила!

- Так вот вы, Иван Иванович, какой! - шутили родители, - чего доброго,
детей у вас на стороне нет ли?

- Наверное сказать не могу, но поручиться не смею-с. Природную слабость
в свое время в совершенстве выполнил-с. Вообще я насчет этого так полагаю:
излишеств допускать не следует, но в пропорцию отчего же себе удовольствие
не предоставить! Я и от водки не отказываюсь, пью-с; но не без просыпу-с,
а, как в песне поется, "по этой причине-с".

В последнее время он службу оставил. "Сыт-с". Прихоти у него были
небольшие, да и капиталец, который ему Бог на службе послал, он крепко
зажал. Следовательно, одних казенных процентов ему за глаза довольно; а
ежели он свой капитал взаймы под вторые закладные раздаст, так и деваться
с деньгами будет некуда-с.

- Одежа у меня даровая, богом предназначенная, - говорил он, - ем я
тоже не покупное, а богом предназначенное; а ежели удовольствие себе
захочу доставить, так и это дорогого не стоит: спою песню - вот и прав-с!
Следственно, покуда есть на свете мухи, пауки, червяки и другая подобная
снедь и покуда я в силах ловить, я обеспечен-с. Ежели же силы меня
оставят, тогда придется помереть. Что же такое-с! И с прочими птицами
завсегда так бывает-с!

Но ежели и на службе он ни о чем с таким удовольствием не мечтал, как о
семейном очаге, о самоваре, халате, двуспальной кровати и других идеалах
семейного счастья, выработавшихся в интендантском ведомстве ("Что такое
бессемейный чиж? - рассуждал он, - медицинский термин, и больше
ничего-с!"), то, по выходе в отставку, эта мысль начала угнетать его с
каждым днем все больше и больше. И вот, наметивши желтенькую канарейку, он
надел мундир, прицепил шпоры (все это он при отставке "в воздаяние"
получил) и отправился к родителям своей суженой рекомендоваться в качестве
жениха.

В первый раз в жизни восторг овладел его сердцем, в первый раз в жизни
он пропел "По улице мостовой" - и не сфальшивил! Страсть к красавице
канарейке до такой степени овладела всеми его помыслами, что он, вопреки
своей обычной осмотрительности, пренебрег даже справиться, что за птица
была его невеста и есть ли за нею какое-нибудь приданое.

А это было, пожалуй, нелишним, потому что невеста была барышня светская
и образованная. Любила пожеманиться, принарядиться, пела "Si vous n'avez
rien a me dire" ["Если вам нечего мне сказать"], играла на органчике "Le
Ruisseau" ["Ручеек"] и скучала, ежели около нее кавалеров не было. Может
быть, она и добрая была, да некогда ей было об этом подумать. То новые
фасоны из магазина привезут, то юнкера к братцу в гости прилетят. Так,
промеж дел, доброты своей и не рассмотрела.
- Барышня! можно у вас ножку поцеловать? - приставали к ней юнкера.
- Ах, какие вы... ну, целуйте!
Только и всего.

И родители у нее были светские, и тоже без гостей скучали. Папаша в
Канареечной губернии Пять трехлетий предводителем прослужил, четыре
наследства спустил, с год тому назад последнее выкупное свидетельство
проел, а теперь жил финансовыми операциями и до того изловчился, что от
извозчиков чрез проходные ворота улепетывал. Что касается до мамаши, то
она как смолоду канарейкой была, так и под старость канарейкой осталась.
Прыгала с жердочки на жердочку, высматривала, нет ли где кавалеров, и с
благодарностью вспоминала, как она, будучи предводительшею, писаные
пряники ела, а павлин-губернатор, завидев ее, хвост распускал. В этом же
духе она и старшенькую дочь свою воспитала.

- Я мою девочку на высшие курсы не посылаю, - сказала она чижику, когда
он посватался, - по-моему, умела бы девушка по-французски, да с жердочки
на жердочку прыгать, да одеться к лицу, да гостей занять - вот и все, что
для счастья женщины нужно!

- И хорошо сделали, сударыня, что девицу вашу в страхе божием
воспитали, - согласился чижик. - Мужескому полу, действительно, необходимо
географию знать, потому что, не ровен час, начальство приказывает лететь,
а куда - неизвестно! А девицу всякий кавалер с удовольствием проводит.
Лишь бы не заблудиться-с.

- Ах, нет! на этот счет вы можете быть покойны, майор! У меня такая
дочка умница, что ежели даже с уланом в дремучий лес попадет, то и тогда
вот ни с эстолько себя не повредит.
- Дай Бог-с.

Кроме этих трех личностей, в семье была еще младшая дочь и два сына.
Младшая дочь скорее на новорожденного галчонка, чем на канарейку (так ее и
по имени звали: Галочка (Галина), а старшую дочь звали Прозерпиночкой),
похожа была и потому домашние смотрели на нее, как на Сандрильону. Но она
была девушка добрая, преданная семье и бодрая, и, несмотря на то, что ею,
как горничной, помыкали и каждым куском попрекали, горячо любила и
родителей, и сестру, и братьев. Об одном только потихоньку плакала, что
заботы по дому не позволяют ей на высшие курсы ходить. Что касается
братьев, то старший служил юнкером в уланском полку и никак не мог сдать
экзамен из закона божия, а младший ходил в гимназию и не понимал, зачем
начальству понадобилось, чтобы он греческий язык знал.

- Ну, на кой мне, маменька, *** этот остолопий язык? - жаловался он
мамаше своей. - Ну, латинский - это я еще понимаю. "Mons, parturiens
mus..." [гора, родившая мышь (лат.)] mus, muris... mons, mentis...
parturio, parturivi, parturire... допустим! Рецепт написать, цитату в
передовую статью подпустить - готово! Но греческий... ну, зачем, спрашиваю
я вас, мне греческий язык!
- Может быть, для поведения? - догадывалась мать.
- Ах, маменька!

Целый день в этом доме шла суматоха и хлебосольство, целый день гости.
С жердочки на жердочку прыгают, на органчике играют, песни поют.
Канареечное семя, цитварное, хлеб в молоке моченный, яичные желтки
протертые - со стола не сходят, а между тем в мелочную лавочку полгода по
счету не плачено. Перевертывается старый кенарь, словно вьюн на сковороде,
придумывая, как ему деньгами раздобыться. Каждое утро только и делает, что
по приятелям летает; одному скажет, что у него тетка на днях померла, так
надо денег, чтобы наследство получить; другому скажет, что у него в
занадельной земле каменный уголь проявился, а достать его без капитала
нельзя; третьему просто-напросто объявит, что деньги до зарезу нужны. А
иногда подойдет к кому-нибудь из гостей-юнкеров и скажет: "Нет ли у вас,
молодой человек, двугривенного? я вам завтра с благодарностью отдам". И
давали. Но зато и жуировали. Прилетят уланы-юнкера, прижмут Прозерпиночку
к уголку и крутят усы. А бедная Галочка видит, какой опасности сестрица
подвергается, и заливается-плачет.

Такова была семья, в которую вознамерился вступить чижик. Все соседи
знали, что старый кенарь дотла прогорел, что старую канарейку на днях еще
видели, как она в кустах с дроздом-ростовщиком шушукалась, что сама
Прозерпиночка, под предлогом уроков пения, к соловью летала, а потом будто
бы жировое яичко снесла... Но чижик словно ослеп и оглох. Заручившись
родительским согласием, он восторженно перелетал с дерева на дерево,
подстерегая, как его красотка невеста в корытце купается, и когда успевал
подстеречь, то пел. Пел фальшиво и неистово, но - увы! - это был
единственно доступный для него способ возблагодарить творца за оказанные
ему в сей жизни благодеяния.

- Чувствую и знаю, - пел он, - что не по чину мне милость сия, но
потщусь заслужить оную в будущем!

Впрочем, к чести Прозерпиночки надо сказать, что она, будучи невестой,
нимало не скрывала от чижика своего равнодушия. Когда родители объявили
ей, что майор сделал ей честь и что они уже заранее изъявили согласие, она
тут же залилась звонким смехом и сказала:
- Ах, maman, посмотрите, какой он уморительный!

И затем, когда родители с намерением оставили их вдвоем, чтобы они
поближе друг друга узнали, у них, вместо комплиментов, завязался
довольно-таки откровенный разговор.

- Вы скупой? - спросила его Прозерпиночка.

- Я не скуп, а бережлив-с, - ответил чижик. - Я так полагаю: зачем
деньги зря бросать, коли можно своими средствами обойтись? Но для вас,
чтобы вам удовольствие сделать, я и бережливость свою готов оставить-с.

Высказавши это, майор любезно шаркнул ножкой, но - увы! - поступок этот
не только не тронул Прозерпиночку, но, напротив, пробудил в ней новый
взрыв веселости.

- Ах, как вы уморительно ножкой шаркаете! Шаркните еще, еще... вот так!
Ха-ха! Что же вы дома едите? гадость какую-нибудь?

- Сам я ем пищу, богом предназначенную. Простую, но здоровую. А для вас
я канареечное семя предоставлю-с.

- Ах, нет, я салат больше люблю!

- И салатцу достать не диковинка-с. Слетаю утречком в огород и нащиплю
по секрету-с. Другому бы это больших денег стоило, а я для вас и задаром
спроворю!

- Ну, а какой же вы мне подарок сделаете? Недавно вот из Парижа новые
фасоны манжеток прислали... подарите-ка! а?

- С превеликим моим удовольствием-с. Сегодня же пауку закажу, чтобы
завтра чуть свет были готовы.

- Да, но ведь такие манжетки дороги...

- Не извольте беспокоиться-с! Придет ко мне ужо паук за деньгами, а я
его съем-с. Вот мы и будем квиты.

- Ха-ха! какой вы уморительный!

Так и пошло у них: нет, чтобы сказать жениху "миленький" или "душечка",
- "уморительный", и больше ничего. И чем дальше, тем невеста делалась
развязнее и развязнее. С женихом почти вовсе не занималась, а окружала
себя юнкерами и гимназистами и самым бессовестным манером шушукалась с
ними.

- Знаете ли, майор, что мне про вас рассказывали? - говорила она ему в
упор, - что вы в последнюю войну армию и флот гнилыми сухарями кормили?

Он конфузился, но не опровергал; потому что хоть и не заведовал он
сухарями, но все-таки был за ним грех: для лошадей сено со всячинкой
заготовлял. А это, пожалуй, похуже гнилых сухарей будет, потому что солдат
- он пожаловаться может, а у лошади и слов-то для жалобы нет...
Ах, нехорошо он тогда поступал!

Иногда Прозерпиночка даже прямо всей компанией над ним насмехалась.
Задумают, например, молодые люди в горелки играть, а он, постылый, тут же
торчит. Вот и заставят его гореть, да глаза вдобавок завяжут: "Лови!"
Бросится он стремглав вперед, крылья распустит, летит, - а она с
подружками да с юнкерами - в кусты. Выглядывают оттуда и кричат: "Лови,
майор, лови!" - покуда он с размаху о сосну грудью не треснется.

На первых порах старая канарейка побаивалась, как бы майор не обиделся,
и от времени до времени даже покрикивала на дочь: "Финиссе!" Но когда
убедилась, что с майора как с гуся вода, то махнула рукой и только каждый
вечер аккуратно обращалась к жениху: "Нет ли у вас, майор, целкового? мы
вам завтра с удовольствием отдадим".

Одна только Галочка жалела бедного чижика, и кто знает, не участвовало
ли в этом жалении более сладкое чувство... По крайней мере, однажды,
поздно вечером, когда майор, лениво шевеля крыльями, возвращался восвояси,
Галочка обогнала его.

- Ну, к лицу ли вам такую красотку любить? - сказала она ему. -
Женитесь-ка лучше на мне. Я вас вот как покоить буду!

Но он словно одеревенел. Даже не выслушал порядком Галочкиных слов и
грубо ответил:

- Кабы я на галке жениться хотел, то галку бы и сватал за себя. А так
как я к сестрице вашей присватался, то, стало быть, с ней и круг действия
совершить желаю-с.

Впрочем, нельзя сказать, чтоб он уж совсем ничего не понимал. Напротив,
он очень многое и очень тонко понимал. Но в то же время он ясно видел, что
попался и что судьба его решена бесповоротно и навсегда. Почему навсегда?
- он не мог себе дать в этом отчета, а только одно твердил: "Бесповоротно!
навсегда!"

И вот он женился. После свадьбы целый вечер бражничали, так что и
вечерняя заря уже с час назад потухла, когда чижик собрался на гнездышко с
молодой женой. Хорошо ему было! дивно! Теплая ночь благоухала; звезды в
темной синеве неба, как алмазы, играли; а он, чижик, весь горел! Восторг
катился по жилам его, дивный, опьяняющий восторг! Не то петь ему хотелось,
не то рыдать, но в то же время какая-то чуткая деликатность заставляла его
сдерживать свои порывы. Сама Прозерпиночка, казалось, подчинилась обаянию
этой страсти. Она томно закрыла глазки и, сладко вздрагивая, клюнула его
носиком в темечко... Но в эту самую минуту вдруг мимо чижикова дупла
пронеслась пьяная процессия. Это были братцы в сопровождении целой оравы
товарищей; они с гиканьем и свистом гремели песню: "Мальбруг в поход
поехал..." Заслышав эти звуки, молодая мгновенно переродилась. В ночном
дезабилье выбежала она на край дупла и вплоть до поздних петухов
прохохотала с юнкерами. Чижик, одевшись в мундир, стоял позади молодой
жены и тоже старался веселиться. Но - увы! - он скоро убедился, что в
майорском чине веселость уж не к лицу. Как он ни нудил себя, но чин, в
соединении с преклонным возрастом, взяли-таки свое. Глаза его сомкнулись
сами собой, а через минуту громкое сопение наполнило всю внутренность
дупла. Даже последовавший затем взрыв смеха не разбудил его. Так, в
мундире, застегнутом на все пуговицы, он и проспал свою медовую ночь.
С этой минуты он окончательно погиб в глазах молодой жены.

Когда он проснулся, - хотя это было еще очень рано, - Прозерпиночки уже
и след простыл. Чечеточка-девушка, которую он для прислуг нанял, доложила,
что _барышня_ к мамаше улетела, и будут ли дома кушать, или нет -
неизвестно. "Барышня"! - это слово точно кипятком его ошпарило!

Он выглянул из дупла и прыгнул на ближайший сучок. Кругом царствовала
мертвая тишина, которая предшествует пробуждению и во время которой вся
природа представляется как бы неживущею. Птицы еще не проснулись; даже
листья на деревьях не трепетали. Но восток уже алел, и майору показалось,
что розоперстая Аврора, иронически приветствуя его, делает ему нос.
Очевидно, что в эту ночь в его существовании совершилось нечто очень
важное, ложившееся на все его будущее неизгладимым темным пятном; что ему
предстояло выполнить какой-то долг, - весьма, впрочем, незатруднительный и
всякому чижу свойственный, - но он, как раб ленивый и лукавый, этот долг
не осуществил...

Приступив к всестороннему обсуждению своего положения, он прежде всего
слукавил. Или, говоря словами науки, начал рассматривать дело с точки
зрения причин, его породивших. По зависящим ли от него причинам он не
осуществил своего долга, или по независящим? "Кабы я был этому делу
причинен, - говорил он себе, - ну, тогда точно! Хоть голову с меня
снимите, ежели я виноват, - слова не скажу! А то никакой с моей стороны
причины нет - и на-тко что сделалось!" Но едва он придумал этот изворот,
как тотчас же понял тщету его. Есть факты, относительно которых закон
причинности не допускается. Они должны быть осуществлены -
_неупустительно_, и никакая логомахия не воссоздаст того, что _должно было
быть_ и чего _не было_. Нет для него оправданий! Нет! Ни один молодой муж,
ни одна любящая мать, ни один суд присяжных, ниже коронный суд - никакого
другого приговора ему не вынесут, кроме слов: "Срам! срам! срам!"

Он должен был отразить нападение пьяной ватаги; он должен был сделать
свое гнездо неприступным, должен был грудью защищать свое право на
осуществление "долга", вступить, во имя долга, в кровавый бой... Qu'il
mourut! [Пусть умер бы! (фр.)]
- Срам-с! - повторил он автоматически и автоматически же, не снимая
мундира, растрепанный, с тощим желудком, полетел _туда_!

Старая канарейка уже проснулась и сидела злая-презлая. Кроме того, что
с ее Прозерпиночкой случился такой "срам", ночью прилетела к ней в гости
из-за тридевять земель канарейка-кузина и вконец растравила ее своими
рассказами. Она тоже выдала свою Милочку замуж за снегиря; но... какая
разница! Ах, какая разница!

- Так Милочку муж любит! - говорит гостья, - так любит... C'est tout un
poeme! [Это совершенная поэма! (фр.)] Представь себе...

Гостья склонялась к уху кузины, шептала ей нечто и с радостным ужасом
откидывалась назад, повторяя:
- Но представь себе удивление моей цыпочки!!!

А старая канарейка слушала и злобно скрипела носиком.
- Ну, дай Бог Милочке... дай Бог! - шептала она, - а вот мы... Кому
счастье, а нам... Твою Милочку муж вон как обрадовал, а у нас... Кого
другого, а Прозерпиночку мою, кажется, уж обглодком назвать нельзя... И
полненькая, и резвенькая... и щечки, и грудка... И что ж! даже внимания,
мерзавец, не обратил!
- Est-ce possible?! [Возможно ли?! (фр.)]

В эту самую минуту явился чижик. И только что хотел принести
оправдание, как огорченная теща, указывая на дверь, закричала:
- Сорте! Срам, сударь! срам! срам! срам!

А за нею, словно эхо, и кузина повторила:
- Срам! срам! срам!

Оглушенный, он хотел лететь, куда глаза глядят, но у него даже крылья
как будто перешибло. Он пошел по дорожке, направляясь к своему дуплу и
думая скрыть в нем свой срам; но птицы уже проснулись и все знали. И хотя
ни одна ему ничего "подходящего" в глаза не говорила, а некоторые даже
подлетали и поздравляли, но он совершенно ясно видел, что у всех в глазах
было написано:
- Срам! срам! срам!

К вечеру, однако же, Прозерпиночка воротилась, но, не сказавши бонжур,
прямо пролетела в свое гнездышко.

- Милая! миленькая! ангельчик! - свистнул ей вслед майор, и так
жалобно, что чечеточка, хоть и из простого звания птичка, а прослезилась.

Но Прозерпиночка не ответила ни одним звуком, и чижик слышал только,
как она лапками раздвигала в гнездышке пух, устраивая себе на ночь
постельку.

- Супруга, богом мне данная! - не свистнул, а как-то взвыл майор и
залился слезами.

Но и на этот призыв Прозерпиночка промолчала. Он подошел к ее постельке
и склонился над нею; но она уже спала, или, скорее всего, притворялась
спящею.

И эту ночь пришлось майору провести в одиночестве. Мундир, конечно, он
снял, но брюки снять не решился, чтобы не сконфузить Прозерпиночку. А на
Другое утро, как ни рано он проснулся, Прозерпиночки уже не было: опять
улетела к родителям.

Майорский мартиролог начался.
В продолжение целого месяца молодая жена ни одним словом с ним не
перемолвилась. Каждый вечер прилетала она в чижиково дупло, укладывалась в
гнездышке и каждое утро исчезала так таинственно и проворно, что майор
никак ее не мог подстеречь. Раза четыре в течение этого времени прилетала
она в сопровождении ватаги юнкеров и гимназистов, призывала чечеточку и
заказывала ей богатый ужин. Но и она, и ее собутыльники самым наглым
образом пили и ели на глазах у чижика и ни разу даже спасибо ему не
сказали, точно он был не хозяин своего дупла, а сторож при нем. В женином
семействе майора иначе не звали, как "мерзавцем".

- А "мерзавец"-то опять выигрышный билет купил! - сообщала старая
канарейка загостившейся кузине.
Или:
- Скоро, кажется, "мерзавец" с ума сойдет. Задумываться начал!

Один старый кенарь (тесть) от времени до времени посещал майора, утешал
его и даже обещал высечь Прозерпиночку; но обещания не выполнил, а только
выманил у зятя целую уйму двугривенных.

Прошел и еще месяц. Отношения Прозерпиночки к майору несколько
изменились, но не к лучшему. Канарейка постепенно вошла в свою роль,
обнаглела. Она уже не разыгрывала молчальницу, но обращала к чижику свою
речь таким тоном, каким должна говорить королева с каким-нибудь безвестным
дворцовым истопником.
- Денег надо, - говорила она.
- Сколько-с?
- Не "сколько", а давайте!

Ни сколько, ни на какой предмет - молчок. Может быть, она поступала так
с умыслом, желая повредить чижику душу; но может быть, и без умысла,
"так". Душа канарейки - потемки, и ни один мудрец не разберет, где в ней
кончается грациозное порхание мысли и где начинается мучительство. Как бы
то ни было, чижик не прекословил. Он уходил на минуту в заднее отделение
дупла и дрожащими руками выносил оттуда свою копилку. И покуда она зря
черпала в россыпи серебряных пятачков и как-то странно при этом улыбалась,
он чувствовал, что у него душу вынимают. Не потому, чтоб он был скуп, а
потому, что от природы имел потребность во всякое время знать состояние
своей кассы в точности.

Ограбивши мужнину кассу, она улетала, а через час он уже видел и
результаты произведенного грабежа. Прозерпиночка, во главе целого косяка
улан и светских дам полулегкого поведения, с шумом и песнями пролетала
мимо и садилась на ближайшую поляну. Там устраивался, на чижиков счет,
веселый пикник, и вся ватага, вплоть до вечерней зари, кутила, пела,
водила хороводы и по временам разлеталась в кусты для отдохновения.

Однажды вечером Прозерпиночка прилетела домой в необыкновенно
возбужденном состоянии. Летала по дуплу ("чуть грудочку себе не
расшибла!"), кружилась, пела, смеялась, плакала... Майор смотрел на нее
сначала испуганно, но потом вдруг умилился. Его голову озарила несчастная
мысль, что Прозерпиночкино сердце растворилось, что испытаниям его
наступил конец, что она сама идет к нему навстречу... идет для того, чтоб
упоить его блаженством, блаженством, блаженством без конца! Сладкое и в то
же время жгучее волнение овладело всем его существом и пробудило в нем
смелость, не всякому интендантскому майору свойственную. В чаду страсти он
тихонько подкрался к Прозерпиночке, в ту минуту, когда она, вперивши глаза
в темное пространство, стояла у входа, и тихонько стукнул ее носиком в
темечко.

- Дурак! - крикнула она ему в упор и, уклонившись от его объятий,
порхнула вон из дупла.

Это был с ее стороны очень решительный шаг. До тех пор она улетала
днем, теперь - улетела ночью!

На другое утро она, однако, вернулась, но целый день скучала, плакала,
нигде места себе найти не могла. А вечером, едва майор засопел, опять
улетела.

Так продолжалось целых две недели. Ночью - таинственное исчезновение,
днем - истерика, слезы. Майор весь исстрадался, ходил за ней по пятам,
держа в носике, на случай дурноты, ведерочко с водой, и слезно убеждал:

- Выкушай водицы! Откройся мне! Ну, не как мужу - увы я этого счастья
не заслужил! - а как отцу, как брату. Кто тебя, мою пичужечку, обидел?

- Дурак!!!

Наконец она не возвратилась совсем. Ждал майор день, ждал другой и
решился... ждать без конца. Тяжкое время для него настало, время полного
одиночества. Жена бросила; родственники, не предупредивши ни словом,
скрылись, - должно быть, и впрямь старый кенарь после тетки наследство
получил, - а прочим птицам ему было совестно в глаза смотреть, потому что
он все-таки не смыл своего позора, не оправдал себя. Даже
девушка-чечеточка, и та расчету потребовала и где-то на чердаке с воробьем
гнездо свила.

До сих пор у него хоть страдания были, страдания жгучие, острые,
которые давали ему возможность метаться от боли, проклинать... и
надеяться; теперь страдания остались, но приняли тупую форму, которая
сковывала его движения, парализировала волю и наполняла будущее
безрассветным мраком...

Между тем наступила осень; птицы усиленно захлопотали около гнезд; он
один ничего не предпринимал, не решаясь, лететь ли на теплые воды, или
остаться на родине. Полились дожди, задули холодные ветры; роща обнажилась
и тоскливо шумела; ночи сделались долгие, темные. А он целые ночи
напролет, голодный и холодный, просиживал, не смыкаючи очей, у входа
своего неухиченного дупла и ждал. Сколько раз хищная сова пролетала мимо,
задевая крылом за его дупло! сколько раз заглядывал в дупло кровожадный
бурундук! Но, по счастливой случайности, ни сова, ни бурундук не
потревожили его. Очень возможно, что, с точки зрения съедобности, он
представлял для хищников уже слишком ничтожную величину; но возможно и то,
что хищники знали, какой он был в свое время дельный интендантский офицер,
и, не желая лишать отечество его услуг в будущем, щадили...

Понимая, что жизнь его разбита, он невольно обращал свою мысль к
прошлому. Все там было так чисто, аккуратно, что сердце вчуже радовалось.
Да и не без приятностей-с. Не одни интендантские мероприятия, но,
например, трясогузочка-с. Что за шустренькая, аккуратненькая была
девушка... точно огурчик! И тоже сначала: "Ах, какой вы уморительный!"
Уморительный да уморительный, да вдруг: "Ах, миленький, какая я была
глупенькая! сколько задаром времени потеряла!" Жениться бы ему на ней, а
он, вместо того, с шестерыми ребятами ее бросил! Или опять: заехал он раз
к перепелочке-вдове, которая постоялый двор при дороге держала и просом да
гречневой крупой поторговывала. Слово за слово: "Почем просо? крупа
почем-с? Чай, скучно вам одним без мужа, сударыня?" - смотрят, ан и огни
везде потушили... И тут бы ему жениться следовало, а он пообещал - и был
таков!

Хорошо было тогда, дивно! И чем бесчеловечнее он в ту пору с
трясогузками и перепелками поступал, тем больше гордился, тем больше
слыхал себе похвал. Все интендантские писаря говорили о нем: "У нас майор
лихой... ишь ножками семенит, ишь похаживает - так им, дурам, и надо!"

Ба! да не поступить ли опять в интендантство? - Что же такое! Взял
перо, написал просьбу - примут! право, с удовольствием примут!

Но едва появлялась эта мысль, как он уже гнал ее от себя. Не о
трясогузках и перепелках он должен думать - нет, не о них! Отныне ему
предстоит одно: изнывать от боли и ждать. Ждать свою бесценную желтенькую
барышню, свою богом данную жену! Прилетит она, вот увидите, ужо прилетит!

По временам, однако ж, он возмущался. Но не сам собою, а под влиянием
наущения неблагонамеренных птиц, которые прилетали к нему попросить денег
взаймы. В особенности тлетворно действовал на него в этом смысле дрозд. Он
начинал всегда с того, что выражал соболезнование по поводу его
одиночества, и затем, переходя от одного соболезнования к другому, очень
ловко инсинуировал, что по нынешнему времени и развестись ничего не стоит.

- Нанял аблаката - и дело с концом! - убеждал он, - аблакат тебе все в
одночасье свертит. Право, друг, разведись! Что на нее, на шлюху, смотреть!

А кроме дрозда, и зяблик его смущал; но этот был против развода, а
советовал в "волостную" прошение подать.

- Много для них чести будет, коли со всякой шлюхой разводиться
придется! - говорил он, - ступай прямо в "волостную"; такую ли ей там баню
зададут - до новых веников не забудет!

И вот однажды майор поддался искушению. Полетел в Петербург и прямо
отъявился к аблакату Балалайкину.

- Хочу от живой жены на другой жениться - орудуй!

- С удовольствием, - ответил Балалайкин, - я сам от четырех живых жен
на пятой женат и вот, как видите, даже в арестантских ротах не сиживал!

Но уже по тону, которым Балалайкин эти слова сказал, чижик понял, что
проку от его ходатайства ждать нельзя. Заплатив Балалайкину двугривенный
(за одно вранье!), он, скрепя сердце, направил свой полет в "волостную",
но и тут потерпел неудачу.

- Приведи ее, мы выпорем, - ответили ему совершенно резонно. - А коли
будешь и впредь без поличного здешнее место утруждать, мы тебя самого
разложим; не посмотрим, что ты майор.

Это был, так сказать, последний проблеск бунтующей плоти. Он воротился
домой и окончательно присмирел.

Прошла зима. Полузамерзший, наголодавшийся, чуть живой, чижик вылез из
своего дупла и едва-едва долетел до речки. Лед был уже настолько слаб, что
в некоторых местах образовались полыньи. К одной из них он приблизился,
надеясь чем-нибудь поживиться, какою-нибудь ветошью; но, увидев в воде
свое изображение, так и ахнул. За зиму он до того похудел, осунулся,
отощал, что мундир висел на нем как на вешалке. От прежнего аккуратно
застегнутого, чистенького и сытенького чижика не осталось и следа; даже
шпоры - и те неизвестно куда девались. С тоскою в сердце вернулся он в
дупло и сразу утратил веру в более светлое будущее.

Что пользы, ежели он и дождется ее, - какое он сделает ей приветствие?
какие представит доказательства супружеской любезно-верной преданности?

И вдруг, в один теплый майский вечер, она воротилась. Воротилась худая,
больная, истрепанная и как будто не в себе. Хохолок на головке был
выщипан, перышки на крыльях помяты, хвостик жиденький; даже желтенькое
платьице выцвело и посерело. И вся дрожала, не то от холода, не то от
стыда. Насилу чижик ее узнал.

- Вот и я пришла! - сказала она.

- Живи! - ответил ей чижик.

Только и разговору промеж них было. О прошлом - молчок, о будущем - ни
гугу.

И живут с тех пор друг подле друга в одном дупле, молчат и все о чем-то
думают. Может быть, ждут чуда, которое растворит их сердца и наполнит их
ликованиями прощения и любви; но, может быть, сознают себя окончательно
раздавленными и угрюмо ропщут. Он: "Ах, разбила ты мою жизнь, кукла
бесчувственная!" Она: "Ах, заел ты мою молодость, распостылый майор!"


1884
Другиня
Старая гвардия
Старая гвардия
Сообщения: 6683
Зарегистрирован: 19 янв 2009, 20:01
Откуда: Москва

Re: сказки для взрослых

Сообщение Другиня »

 
Эдуард Асадов


Сказка о студенте и старике


Неизвестно, в какой стране это было,
Никому не известно, в какие века,
Шел парнишка-студент, напевая слегка,
То ли к другу спешил он, а то ли к милой,

Был богат он сегодня, как целый банк!
Ведь на дне кошелька у него звенело
Одиноко, походке веселой в такт,
Может, медная лира, а может, франк,
А быть может, динара - не в этом дело.

Вечер шарфом тумана окутал зданья,
Брызнул холодом дождик за воротник.
Вдруг у храма, в цветистых лохмотьях старик
Протянул к нему руку за подаяньем.

Был худей он, чем посох его, казалось;
Сыпал дождь на рванье и пустую суму.
Сердце парня тоскливо и остро сжалось.
- Вот, - сказал он и отдал монету ему.

Нищий в желтой ладони зажал монету
И сказал, словно тополь прошелестел;
- Ничего в кошельке твоем больше нету,
Ты мне отдал последнее, что имел.

Знаю все. И за добрую душу в награду
Я исполню желанье твое одно.
Удивляться, мой мальчик, сейчас не надо.
Так чему твое сердце особенно радо?
Говори же, а то уж совсем темно.

Вот чудак! Ну какое еще желанье?
Впрочем, ладно, посмотрим. Согласен... пусть...
- Я хотел бы все мысли на расстоянье
У любого, кто встретится, знать наизусть!

- Чтобы дерева стройность любить на земле,
Не смотри на извивы корней под землей.
О, наивный!.. - Старик покачал головой
И, вздохнув, растворился в вечерней мгле.

Дождь прошел. Замигали в листве фонари,
Одиноко плывет посреди пруда
Шляпа месяца. Лаком блестит вода.
Парень сел на скамейку и закурил.

А забавный старик! И хитер ты, друг!
Вон в окошке, наверное, муж и жена.
Кто ответит, что думают он и она?
Рассмеялся студент. Рассмеялся и вдруг...

Муж сказал: - Дорогая, на службе у нас
Масса дел. Может, завтра я задержусь.-
И подумал: "К Люси забегу на час,
Поцелую и чуточку поднапьюсь".

У жены же мелькнуло; "Трудись, чудак,
Так и буду я в кухне корпеть над огнем.
У меня есть подружечка как-никак.
Мы отлично с ней знаем, куда пойдем".

И ответила громко: - Ужасно жаль!
Я ведь завтра хотела с тобой как раз
Твоей маме купить на базаре шаль.
Ну, да нечего делать. Не в этот раз...

Отвернулся студент. Вон напротив дом,
Там невестка над свекором-стариком,
То лекарство больному подаст, то чай,
Все заботится трогательно о нем.

- Вот вам грелочка, папа! - А про себя;
"Хоть бы шел поскорее ты к праотцам!" -
Может, плохо вам, папа? - А про себя;
"Вся квартира тогда бы досталась нам".

Парень грустно вздохнул. Посмотрел на бульвар.
Вон влюбленные скрылись под сень платана,
Он сказал: - Океан, как планета, стар,
Представляешь: аквариум формой в шар.
Ты слыхала про жизнь на дне океана?

Сам подумал, погладив девичью прядь;
"Хороша, но наивна и диковата.
Что мне делать: отважно поцеловать?
Или, может быть, чуточку рановато?"

А она: "И далась ему глубь морей!
Ну при чем тут морские ежи, признаться?
Впрочем, так: если вдруг начнет целоваться -
Рассержусь и сначала скажу: не смей!

Ведь нельзя же все просто, как дважды два.
Славный парень, но робкий такой и странный".
И воскликнула: - Умная голова!
Обожаю слушать про океаны!

Мимо шли два приятеля. Первый сказал:
- Дай взаймы до среды. Я надежный малый. -
А второй: - Сам без денег, а то бы дал. -
И подумал: "Еще не отдашь, пожалуй!"

Встал студент и пошел, спотыкаясь во мгле,
А в ушах будто звон или ветра вой:
"Чтобы дерева стройность любить на земле,
Не смотри на извивы корней под землей".

Но ведь люди не злы! Это ж так... пока!
Он окончится, этот двойной базар.
Шел студент, он спешил, он искал старика,
Чтоб отдать, чтоб вернуть свой ненужный дар.

И дорогами шел он и без дорог,
Сквозь леса и селенья по всей земле,
И при солнце искал, и при синей мгле,
Но нигде отыскать старика не мог.

Бормотал среди улиц и площадей:
- Я найду тебя, старец, любой ценой! -
Улыбался при виде правдивых людей
И страдал, повстречавшись с двойной душой.

Мчат года, а быть может, прошли века,
Но все так же твердит он: - Най-ду... най-ду-у-у...
Старика же все нет, не найти старика!
Только эхо чуть слышно в ответ: - Ау-у-у...

И когда вдруг в лесу, на крутом берегу,
Этот звук отдаленный до вас дойдет,
Вы поймете, что значит это "Ау"!..
Почему так страдает парнишка тот.

В нем звучит: "Лицемеры, пожалуйста, не хитрите!
К добрым душам, мерзавец, не лезь в друзья!
Люди, думайте так же, как вы говорите.
А иначе ведь жить на земле нельзя!"
Уже не Мышка
Свой человек
Свой человек
Сообщения: 760
Зарегистрирован: 27 июн 2013, 19:09
Пол: женский
Откуда: Ленинград

Re: сказки для взрослых

Сообщение Уже не Мышка »

 
Умница Вы, Другиня, и ник свой как славно подтверждаете... А Асадова я тоже очень люблю с подроскового возраста. И сейчас ничего не изменилось. Хотя... Отдельные его вещи не очень воспринимаю.
Другиня
Старая гвардия
Старая гвардия
Сообщения: 6683
Зарегистрирован: 19 янв 2009, 20:01
Откуда: Москва

Re: сказки для взрослых

Сообщение Другиня »

 
Уже не Мышка писал(а):Умница Вы, Другиня, и ник свой как славно подтверждаете... А Асадова я тоже очень люблю с подроскового возраста. И сейчас ничего не изменилось. Хотя... Отдельные его вещи не очень воспринимаю.

:oops: Спасибо на добром слове! :give_rose:
А Асадов - это кладезь. У него, по-моему, фактически все распространенные ситуации любовных отношений изложены в стихотворной форме. :roll: Но его отдельные вещи мне тоже как-то не очень, наверное потому, что в них чувствуется обида на женщин (все-таки первый брак у него был проблемный). Несмотря ни на что, восхищаюсь его мужеством. Такая судьба у человека!
timinina
Заблокирован
Заблокирован
Сообщения: 4
Зарегистрирован: 08 июн 2015, 07:47
Пол: женский
Откуда: Санкт-Петербург

Re: сказки для взрослых

Сообщение timinina »

 
Занятное чтиво, отвлеклась от работы пока читала, спасибо
Другиня
Старая гвардия
Старая гвардия
Сообщения: 6683
Зарегистрирован: 19 янв 2009, 20:01
Откуда: Москва

Re: сказки для взрослых

Сообщение Другиня »

 
Александр Кобзев


Сурок



Здравствуй, дорогая мамочка!

Вот и заканчивается моя учёба в университете. Я сдала на отлично предпоследний экзамен. Теперь жду – не дождусь того времени, когда не нужно будет спешить в людные аудитории.

Всё дело в моей непривлекательной внешности. Меня в лицо никто не дразнит, но я всей спиной чувствую насмешливые взгляды. Уверена, если меня нет, все только и говорят со смехом о моей нелепой физиономии. Мамочка, я мечтаю никогда не ходить по людным улицам города, но затвориться в своей самой маленькой каморке и читать тихие стихи или вышивать.

Но к делу… Мама! Помнишь, когда мы приехали в город первый раз, нам посоветовали устроиться на квартиру на самой окраине города. Ты тогда радовалась небольшой плате и просторной комнате, где меня поселил хозяин. Соседи называли его Сурком. Видно, не случайно его так называют. Дело не только в забавной внешности и светло-рыжих с проседью коротких волосах. Лишь тебе я доверю эту тайну. Только ты меня поймёшь. Он действительно — сурок.

Воду с лица не пить — эту поговорку я вспоминаю, заворожено глядя на его лицо. Так, не отрываясь, смотрят на уродство, — ужасаясь мерзости, но и не имея сил отвести взгляд. Конечно, я мечтаю о красавце принце или, на худой случай, популярном певце. Но я знаю о своей непривлекательности, на меня не смотрит даже последний замухрышка. А если и посмотрит, то лишь затем, чтобы рассмеяться вслед или скорчить рожу.

Но Сурок восхищается мною. Он уже высказывал робкие намёки. Возможно он, старый холостяк, на любую женщину с вожделением смотрит. Но мне ли мечтать о том, чтобы быть единственной?

А знала бы ты, мамочка, как он тщательно следит за своей внешностью: каждое утро гладко бреется, долго причёсывает свои коротенькие рыжеватые волосы. Иногда я пытаюсь в непривычной форме ушей найти сходство с характерным очертанием локатора, но он старательно скрывает уши короткими волосами.

В начале зимы он куда-то неожиданно уезжает. Каждый год! И возвращается лишь весной. По этой причине он всегда держал квартирантов. Ходят слухи, да я и сама догадываюсь — он никуда не уезжает. Он — спит! Всю зиму! Он мне доверяет весь свой дом, лишь одна комната закрывается на зиму. Долгими зимними вечерами, когда устану от уроков, я хожу по лабиринтам старого жилища. Множество комнат с низкими потолками… Квартира не похожа ни на одно человеческое жильё.

Иногда я подхожу к таинственной комнате и пытаюсь сквозь массивную дубовую дверь уловить сопение хозяина. Порой мне чудится едва уловимый, будто мышка пробежала по одеялу, шорох. Но раздаётся грохот грузовика на соседней улице — и очарование проходит. Я удивляюсь своим выдумкам и снова начинаю мечтать, как буду одиноко жить в маленькой каморке и читать прекрасные книги. Или поспешу домой и никогда никуда не уеду из родного дома. Так сладко думать, что с такой жуткой внешностью меня всё же любят родители.

Но внезапно возвращается Сурок — я всегда в это время бываю на занятиях. Исхудалый, он успевает перед моим приходом побриться и привести себя в порядок. Несмотря на вялость в первые дни, он остаётся весьма вежливым и галантным. Поглаживая костлявыми пальчиками свои жёсткие редкие усики, он раскланивается мне, насвистывая незамысловатую мелодию.

Мама, ты уже, наверное, поняла — я собираюсь выйти за него замуж. Мамочка, не беспокойся! Одна знакомая вышла замуж за Льва. Тот даже не скрывал, что он лев. Уже второй год она живёт и жизни радуется.

Мой избранник — лишь сурок. Но где найти льва, или хотя бы волка?! А то, что он почти полгода спит — так это наоборот даже лучше. Думаешь, жёны моряков слишком страдают от разлуки? Пострадают год-другой, а после глядишь, находят преимущества в таком положении дел. Они трезво относятся к замужеству и в любовь не играют. Ой, да что я такие глупости допускаю в свою душу…

Прости меня, мамочка. Я сделаю только так, как ты скажешь. Пожалуйста, никому не показывай это письмо.

ОТВЕТ

Доченька, родная, я сразу начала писать ответ, как получила твоё письмо. Я глазам своим не верила: думала, строчки расплываются, и в письме совсем о другом написано… Что ж ты удумала? Что за сурок? И кто тебе сказал, что ты некрасивая? У тебя такое лицо… удивительное… Дома ты слыла первой красавицей! Неужели не знала об этом? Правда, времена сейчас изменились, и красотой стали называть то, чем обычно хвастают гусыни.

Ах ты, моя глупышка, придумала свою любовь к сурку и его любовь к тебе сочинила… Никогда не забывай о своём аристократическом происхождении. А если с сурком-грызуном жить — ты и сама должна грызуном стать.

Разве могла я подумать, что ты когда-нибудь позавидуешь вольной жизни неверных жён моряков? Да — бывают и неверные… Но не у них красота души! Если нет любви, то зачем эта игра в браки по расчёту?

Да и все эти певцы-артисты… Помню, в меня влюбился Орёл. Это был мужчина всем на зависть. «Везучая», — говорили мне подруги. Я тоже считала себя самой счастливой. Называл он себя Джонатаном Ливингстоном. Романтические мечты юности, казалось, воплотились в этом статном страстном красавце с пронзительным взглядом.

Но его любовный пыл прошёл слишком быстро. Не добившись от меня безропотности, он резко переключился на некоторых непритязательных особ. В следующий раз он обратил на меня внимание лишь через год. Ты же знаешь, орлы спариваются только раз в году.

Правда, летал он высоко и быстро, на зависть всем мужчинам. Не знали они, что орёл — птица гордая, но глупая. И кроме высматривания мышей среди травы его ничего больше не интересует. А когда у него бывали расстройства желудка от переедания, он действительно выглядел орлом: как и все хищники, он совершенно не знал стыда.

Но если даже мужчина не будет обезьяной или попугаем, то всё равно он будет с изрядной долей того, что обнаружится лишь через месяцы и годы после свадьбы.

А есть ли любовь? Есть! Я всегда любила твоего отца и он любит меня несмотря на мой строптивый характер. Я чувствую себя женщиной, и он себя — мужчиной.

ВТОРОЕ ПИСЬМО

Мамочка! Ты вовремя меня остановила. Благодаря тебе я не успела наделать глупостей. Неделю тому назад Сурок вдруг начал драть когтями обои по всей квартире. Когда я попыталась сделать ему замечание на правах будущей хозяйки дома, он сильно рассердился, начал фыркать и выговаривать мне, что хозяин в доме он.

Кроме того, как у всех стареющих сурков, у него появилось нестерпимое желание делать большие запасы зерна. Говорит, что готовится к концу света и запасается на десять зим вперёд. Он устраивает себе в подвале бункер с радиационной защитой, поэтому дом теперь полон щебня, свинцового лома, строительного мусора и семечек.

Лишь теперь я убедилась, что зверская природа неискоренима. Представляешь, Лев искусал свою жену. Чудом она осталась в живых. Льва пришлось пристрелить, так как он засел в своём жилище и палил из охотничьего ружья по каждому, кто проходил мимо.

А вчера Сурок из-за молоденькой сурчихи подрался с другим сурком и сильно искусал его. Сурка задержали и доставили в отделение милиции.

Мама, неужели я правда не дурнушка? Я всегда считала себя ужасно некрасивой. А ты назвала меня красавицей…

Я тебе благодарна, что ты меня всегда наставляешь только на истинный путь. Это же так понятно — никакое благополучие не сравнить с достойной жизнью. Но чтобы уяснить такую простую истину, порой не хватает не только опыта, но и желания.

Мамочка… ты только не беспокойся. Меня вчера чуть не переехал грузовик, когда я выскакивала на дорогу. Ты же знаешь, люди совершенно не хотят замечать нас, лягушек, и ездят по своим улицам будто вообще нет никакой живности. А сегодня в меня чуть не попала стрела. С неожиданным свистом она вонзилась в порог Суркова дома. Мамочка, я так испугалась, и так устала от всех измен и волнений, что после окончания университета сразу возвращусь в своё родное болото и никогда никуда больше не поеду.

Мамочка, прости меня за то, что я забыла о своём царственном происхождении.
Другиня
Старая гвардия
Старая гвардия
Сообщения: 6683
Зарегистрирован: 19 янв 2009, 20:01
Откуда: Москва

Re: сказки для взрослых

Сообщение Другиня »

 
Е.А. Пермяк


Про два колеса

В одном новом велосипеде жили-были два колеса. Переднее и Заднее - ведущее и ведомое. Так как ведущего от ведомого отличить иногда очень трудно и на этой почве нередко возникают споры, велосипедные колеса тоже заспорили.
Заднее Колесо утверждало:
- Если я двигаю велосипед, если я его веду, - значит, я и есть ведущее колесо.
Переднее Колесо на это резонно отвечало:
- Где видано, чтобы ведущий шел позади, а ведомый спереди? Я качусь и веду тебя по моему следу. Значит, я и есть ведущее колесо.
На это Заднее Колесо приводило пример с пастухом и баранами.
- Когда пастух гонит баранов, он тоже находится позади, но никто не скажет, что бараны ведут пастуха.
- Если ты позволяешь себе сравнивать меня с животными, - возмущалось Переднее Колесо, - то не лучше ли представить себе осла, который, идя на поводу за хозяином, стал бы утверждать себя ведущим, а хозяина ведомым.
- Как тебе не стыдно? - взвизгнуло на повороте Заднее Колесо. - Это нелепое сравнение по внешнему сходству. Нужно смотреть глубже. Мои спицы напряжены до предела. Я, изнашивая преждевременно мою шину, привожу тебя в движение. И ты бежишь налегке. На холостом ходу. Да еще виляешь, куда тебе вздумается, и при этом называешь себя ведущим колесом.
- Перестань говорить глупости, - снова возразило Переднее Колесо. - Я не виляю, куда мне вздумается. Я веду тебя, выбирая лучшую дорогу. Я первым принимаю на себя толчки и удары. Моя камера в проколах и заплатах. Кому бы нужно было твое прямолинейное ограниченное движение, если бы не мое лавирование? Я веду тебя. Я! - кричало, дребезжа щитком, предохраняющим от грязи, Переднее Колесо. - Без меня нет Велосипеда. Велосипед - это я!
- Тогда отвинтись и катись! - предложило Заднее Колесо. - Посмотрим, каким будет твое качение без моих усилий... Посмот... - не договорило оно, свалившись набок, потому что в этот миг Переднее Колесо отвинтилось и покатилось в одиночку... Оно катилось метр, два, три... тридцать метров, а затем свалилось набок.
Пролежав некоторое время на обочине дороги, колеса поняли, что без ведущих колес нет движения, как и без ведомых.
Они убедились на собственном опыте, что ведущим и ведомым быть одинаково трудно и одинаково почетно даже в таком простейшем колесном объединении, как велосипед, не говоря уже об автомобиле, поезде, а также о более сложных содружествах других колес, шестерен, маховиков и прочих деталей, составляющих единое целое в разумном и сознательном взаимодействии всех для успешного продвижения.
Другиня
Старая гвардия
Старая гвардия
Сообщения: 6683
Зарегистрирован: 19 янв 2009, 20:01
Откуда: Москва

Re: сказки для взрослых

Сообщение Другиня »

 
Е.А. Пермяк


Счастливый прибор


Нож и Вилка долго служили хорошим столовым прибором. У них были красивые костяные ручки, затейливая резьба. Их подавали к столу даже после того, когда они несколько устарели. Потому что все любовались ими и говорили:
- Ах, какая это заслуженная антикварная пара!
И все было бы хорошо, но Нож начал портиться. Или годы, или что-то еще подействовало на него, только он в пылу раздраженности сказал Вилке:
- Ты мне не пара, трехрогая отсталость. Теперь в моде четырехрогие вилки из нержавеющей стали, с ручками из пластической массы.
Вилка, как известно, остра от природы. И она тотчас же больно уколола Нож:
- Ты посмотри на себя в никелированный поднос, молодящийся тупец, и, может быть, тебе будет над чем задуматься.
С тех пор она его колола ежедневно. Нож от обиды чернел и покрывался ржавчиной. Его сделали кухонным ножом. Им чистили рыбу, щепали лучину для растопки плиты, а иногда открывали консервные банки. Нож вскоре пришел в негодность, и его выбросили на свалку.
Вилка злорадствовала, но недолго. Ее перестали подавать к столу. И ей стало ясно, что без ножа она не может быть столовым прибором.
Тоскуя, Вилка долго валялась в буфетном ящике. Валялась до тех пор, пока с горя у нее не лопнула ручка, после чего и она была выброшена на свалку. Там-то и произошла печальная встреча Ножа и Вилки. Там-то и были произнесены слова признания, полные отчаянья.
- Ах! - плача, сказала Вилка. - Я так была несправедливо колюча к тебе...
- Ох! - рыдая, воскликнул Нож. - И зачем только я обратил внимание на эту штампованную, четырехрогую ширпотребную вилку. Мы могли бы до сих пор жить счастливым прибором, и нас бы по-прежнему подавали к веселому столу. А теперь уже ничего нельзя изменить. Все кончено! Все кончено, Дженни... - Так он называл ее в юности.
Другиня
Старая гвардия
Старая гвардия
Сообщения: 6683
Зарегистрирован: 19 янв 2009, 20:01
Откуда: Москва

Re: сказки для взрослых

Сообщение Другиня »

 
Е.А. Пермяк


О трех сердцах


Жил да был сталевар. Вдовец. Большого огня мастер. А сердце у него было еще больше. Пока его дочь-малолетка не подрастет, он решил не жениться. Любила дочь отца. Как братца старшего любила, как верного советчика. Невылюбленную любовь к матери на него изливала.
Когда же заневестилась дочь, сталевар ввел в дом жену. Хорошую женщину взял. Полюбила она доброго мужа незнамо как. Пылинки сдувала, волосу с его головы упасть не давала. Первой не уснет, второй - не проснется. Работница, Мастерица. Красавица.
Лучше придумать нельзя, а счастья не было.
То мачеха на падчерицу жалуется, слезьми обливается. То дочка ревмя ревет, мачеху клянет.
- Сердце мое выскочить готово, на части разрывается, - причитает жена, - пожалей меня, сокол ясный.
Жалко сталевару милую жену. Сердце болит за нее и против дочери закипает. А та:
- Слушай ты ее... Околдовала она тебя. Приворожила чарами. Кровь из меня пьет. Сердце мое леденит. Без тебя я круглая сирота. Ты мне отец и мать.
Больно сталевару за дочь. Любит он ее. Сердце за обиженное дитя против жены закипает. Перебои дает.
Начнет он жене внушать да втолковывать. А та ему на дочкину правду свою правду выкладывает. Опять его сердце болеть за жену начинает и против дочери стучать.
Долго ли, коротко ли так кипело сталеварово сердце между двух огней, двух сердец да и откипело. Остановилось. Не выдержало.
Зарыдали тогда на весь белый свет по любимому мужу, по дорогому отцу мачеха с падчерицей. Все теперь они поняли. Да уж поздно было. Хоть в семь ручьев слезы лей - сердца не оживишь.
Кончился богатырь-сталевар. И сказка кончилась, которую мне ой как нелегко рассказывать. А что сделаешь, коли она сама собой сказывается, в народ просится. И наверно, не зря. Не перевелись ведь на свете такие сердца, которые только для себя стучат и других, даже самых близких сердец, не жалеют.
Ответить

Вернуться в «Творчество»